Лишь одно он воспринимал — себя.
А раз единственные доступные средства и силы лежали внутри, значит, он сам должен стать инструментом своего спасения.
Как?
Всякая задача имеет решение. Этим постулатом живет наука. Он был настоящим ученым и потому не мог не принять вызова своим способностям. Пытками ему служили скука, одиночество, духовная и физическая стерильность. Их невозможно терпеть. Простейший выход — воображение. И, сидя в смирительной рубашке, можно вырваться из материальной западни в мир собственных фантазий.
Но фантазий недостаточно. Они нереальны и слишком быстротечны. Свобода должна быть перманентной и истинной. Значит, он должен превратить мечтания в строгую реальность, настолько яркую и достоверную, чтобы она существовала и самопродлевалась.
И так он сидел в великой тьме и бился над задачей. Часов не было, и не было календаря, чтобы отметить длительность мысли. Не было ничего, кроме ожесточенной работы мозга. И одного тезиса: всякая задача имеет решение.
Решение нашлось случайно и сулило спасение от вечной ночи. Оно обещало друзей, приключения, веселье, тепло, любовь, звуки голосов, прикосновения рук.
План никак нельзя было назвать элементарным. Напротив, он был невообразимо сложен. Иначе — быстро возвращение в тишину, молчание, в горький мрак.
Адская работа. Нужно продумать миллион аспектов и проанализировать влияние друг на друга всех побочных эффектов. А потом предстояло справиться еще с одним миллионом, и еще, и еще…
Он создал обширнейшую грезу, мечтание неизмеримой сложности, конкретное и воплотимое до последней точки и запятой. И там он снова будет жить. Но не как прежняя личность — он собирался рассеяться на бесчисленные части, на великое множество форм бороться со своей конкретной средой. И он обострит и ожесточит борьбу до предела, наделяя свои формы невежеством, но давая способности, заставляя всему учиться заново. Он посеет вражду между ними и утвердит правила игры. Тех, кто соблюдает правила, назовут хорошими. Остальных — плохими. И будут бесконечные мелкие конфликты внутри одного большого.
Наступила пора перестать быть личностью как целое, а разделиться и воплотиться в бесчисленные частицы бытия. Тогда эти частицы смогут стремиться к единению и целостности. Но сперва из фантазии нужно сделать реальность.
Время настало. Эксперимент должен начаться.
Наклонившись вперед, он устремил взгляд во тьму и произнес:
— Да будет свет.
И стал свет.
Перевод В. Баканова
Первый раздел
«Отче наш, сущий на небесах…»
* * *
Космос.
Писатели-фантасты открыли космические просторы раньше ученых и конструкторов и когда первые спутники начали робко осваивать околоземное пространство, фантазия писателей уже мысленно оккупировала всю видимую и невидимую Вселенную. О космических мирах и их обитателях только за последний век было написано столько, что нынешнему поколению читателей фантастики этот обязательный звездный антураж надо полагать изрядно прискучил.
Но и со звезд на землю писатели-фантасты, как мне кажется, окончательно никогда не вернутся. Космос бесконечен, а раз так, то безгранично и поле мысленного эксперимента, бессчетны варианты и ситуации, которыми мы обделены в нашем конкретном земном пространстве-времени. "Среди звезд нас ждет неизвестное" — эта крылатая фраза Станислава Лема, емко зафиксировала вызов, пройти мимо которого не в силах никто из уважающих себя профессиональных фантазеров. Неизвестное не просто присутствует в космосе, оно ждет нас как будто убеждено в нашем неистребимом любопытстве, которое все равно подтолкнет человечество навстречу неизвестности. Да и как иначе? Оно, это любопытство, выгнало нас из пещер и впервые, может быть, подвело к обугленным веткам поваленного молнией дерева. Вряд ли и на сей раз на пороге нашего земного дома мы смалодушничаем и вернемся, захлопнув открытую дверь. А потому, человеческая фантазия стремиться заботливо предупредить сюрпризы, которые могут встретиться там.
Вероятнее всего, самая сложная адаптация предстоит тем, кто и в космическую эру сохранит в своем сердце веру в Бога. Ведь никаких инопланетян, если они существуют, то велика вероятность, что обликом своим они так же напоминают нас, как мы какую-нибудь рыбу или гусеницу, священные книги большинства религий не предвидели. В этом они на редкость солидарны. И встреча с другими "детьми Господними" а то и с… ним сами — этот шокирующий вариант с обычной поэтической легкостью обыграл Рэй Брэдбери, представлять которого нет необходимости, может обернуться для верующего человека шоком, трагедией, ломкой привычных представлений, светопреставлением. И к тысяче и одной проблеме мучающей теологов уже сегодня прибавятся новые, невиданные, поистине головокружительные.