Третий ангел воззвал:
— Господи, моя чаша для источников вод…
И четвертый:
— Господи, позволь мне вылить мою.
И вылил он чашу свою на солнце, и жег землю зной великий. Вернулся ангел, но ничто не нарушало тишины. Ни одна птица не пролетала под сводом небес, ни одно живое существо не проползало по лику земли, и не было на ее поверхности ни дерева, ни травинки.
Тогда молвил голос:
— Ладно, оставьте… Этот день предначертанный. Сойдем же на землю.
И снова, как некогда в старину, сошел господь бог на землю. Был он подобен движущемуся столбу дыма, а за ним, переговариваясь, следовали семь ангелов, облеченных в белое. Они были одни под свинцово-желтым небом.
— Мертвые избегли гнева моего, — произнес господь бог Иегова. — Но суда моего им не избежать.
Выжженная пустыня была некогда садом Эдемским, где первые люди вкусили от древа познания добра и зла. Восточнее располагался проход, через который были изгнаны они из сада, немного дальше виднелась остроконечная вершина Арарата, куда причалил ковчег после очищающего потопа…
И вскричал господь:
— Да откроется книга жизни, и восстанут мертвые из могил своих и из глубин моря!
Эхом разнеслись слова его под мрачным небом, снова вздыбились сухие скалы и рухнули; но мертвые не восстали. Лишь клубилась пыль, как будто и следа не осталось от бесчисленного множества людей, живших и умерших на земле…
Первый ангел держал в руках огромную раскрытую книгу. Когда тишина стала невыносимой, он закрыл книгу, и ужас обуял его; и исчезла книга из рук его. Зашептались ангелы, и сказал один:
— Господи, ужасно это молчание, когда слух наш должен был наполниться стенаниями.
На что бог отвечал:
— Этот день предначертанный. Но один день на небесах может равняться тысяче лет на земле. Скажи мне, Гавриил, сколько дней прошло с Судного дня по летосчислению людей?
Первый ангел раскрыл книгу, снова появившуюся у него в руках, и сказал:
— Один день минул, господи.
Ропот прошел среди ангелов.
— Один день, — отвернувшись, задумчиво повторил господь. — Один миг… а мертвые не восстали.
Пятый ангел облизнул пересохшие губы и прошептал:
— Господи, но разве ты не бог? Разве может что-то быть сокрыто от твоего взора?
— Молчите! — взорвался Иегова, и небо озарилось вспышками молний. Придет время, и камни заговорят. Я заставляю их рассказать все. А сейчас идем дальше.
…Они шли по выжженным горам и высохшим впадинам морей.
И снова спросил господь:
— Михаил, я послал тебя наблюдать за людьми. Чем были заняты их последние дни?
Они остановились неподалеку от треснувшего конуса Везувия.
— Господи, когда я видел людей в последний раз, — ответствовал второй ангел, — они вели подготовку к большой войне.
— Нечестивость их переполнила чашу моего терпения, — произнес Иегова. — А что за страны собирались воевать меж собой?
— Разные, господи. Одна из них — Англия, другие…
— Тогда для начала — в Англию.
Сухая аллея, бывшая некогда Ла-Маншем, вела к острову — безлюдному плато из крошащегося камня.
В гневе приказал бог:
— Пусть камни заговорят.
Рассыпались серые скалы в пыль, открыв потаенные пещеры и тоннели, подобные переходам муравейника. В пыли здесь и там поблескивали капли расплавленного металла.
Вопль ужаса исторгли из груди своей ангелы, господь же вскричал сильнее прежнего:
— Я сказал: пусть камни говорят!
Тогда обнажилась пещера, находившаяся глубже других. В молчании стали господь бог с ангелами у краев ее и, нагнувшись, попытались рассмотреть блестевшие внизу гигантские буквы. Их кто-то высек в стенах пещеры еще до того, как находившиеся в ней машины расплавились и металл залил углубление в камне. Сейчас они ослепительно сверкали серебром во тьме.
И прочел господь бог слова:
"МЫ БЫЛИ ЗДЕСЬ. ГДЕ ЖЕ БЫЛ ТЫ?"
Перевод В. Гопмана
Эпилог
«И увидел я новое небо и новую землю…»
* * *
Название финального раздела сборника взято из новозаветной книги "Откровение Иоана Богослова", более известной как "Апокалипсис". Это тоже, своего рода, финал библейского повествования — рассказ о конце света и о новом мире идущем на смену старому. Ощущением грядущего изменения порядка вещей полны ныне и мы — верующие и атеисты.
Близится исход века и тысячелетия, и роковая эта дата по новому заставляет задуматься о будущем. Истекает, безусловно, самый драматичный и тревожный век писанной человеческой истории, чреватый грандиозными потрясениями, взлетами и падениями человеческого духа; век, впервые поставивший перед цивилизацией вопрос о ее собственном будущем. Не удивительно, что в канун третьего, — по принятой в большинстве стран хронологии, — тысячелетия многие вновь обращаются мыслью к Апокалипсису, растет мода на прорицателей и мессий, и даже сама условность грядущей даты (реальная история вообще-то мало заботится о составителях календарей) не остужает разгоряченного воображения. В каком-то смысле, время действительно этапное, но жгучий, мучающий всех нас вопрос: жить ли нам как цивилизации в третьем, и в будущих тысячелетиях, или век двадцатый поставит крест на упованиях всех кто жил до нас, зависит теперь не от мистического хода светил и не от древних пророчеств, а от нас самих. От нашей мудрости, выдержки, способности к самоограничению, от нашей жажды жить, наконец.