"Ваши" (сендеровы-гинзбурги, сванидзе-попцовы), "ваши" виноваты.
"Себе во благо обращу дурное".
Но дурное не просто позволяет обращать себя во благо: меня лишили работы "в связи с прекращением финансирования" моих работ: дурное велит финансировать преступников, "ученых", коммунистов, демократов, ловко устроившихся в сегодняшнем уголовно-демократическом обществе, но только не меня.
Кстати, сообщаю дагестанцам, наивно полагающим, что я депутат то ли народного собрания, то ли Госдумы, что правительство создало специально для меня некий институт, директором которого я все эти годы являюсь, что я занимаю некий пост то ли в Совмине, то ли в администрации города: после возвращения в Дагестан из ссылки 25 декабря 1988 года я работал на оплачиваемой должности только три года -- 94-й, 95-й, 96-й -- старшим научным сотрудником Института социально-экономических исследований дагестанского отделения Российской Академии наук. Из чего следует, что в течение семи лет: в годы 1989, 90-й, 91-й, 92-й, 93-й, 97-й, 98-й Вазиф Мейланов дарил своими объяснениями, предостережениями и предложениями народы Дагестана и России бесплатно.
В 94-м году я сообразил, что долго мне платить не будут, и решил сам себя профинансировать, 3 июля 1995 года я подал в Верховный суд Дагестана иск к Российской федерации по возмещению вреда, причиненного мне коммунистическим советским союзом -- содержанием в тюремной камере в течение семи с половиной лет. Пятнадцатого апреля 1997 года Верховный суд выносит решение возместить мне ущерб суммой в 377 миллионов рублей. Пока я не получил ни рубля.
Я тогда решаю по-другому себя финансировать -- продаю квартиру, рассчитывая, что государство исполнит решение суда -- заплатит мне, и тогда я опять куплю квартиру. Но дурное не дремлет -- оно уже неплохо проникло в государство: государство мне не платит (уже более 1,5 лет) денег, на которые я рассчитывал. Сегодня, 11 ноября 1998-го года, я получил извещение Верхсуда России об отмене решения Верхсуда Дагестана по моему иску и о направлении дела на новое рассмотрение. Я остаюсь без квартиры и без денег. Меня это не удивляет. Мою семью тоже.
С согласия жены я начинаю издавать книгу.
Она пред вами.
-----------
Тексты, собранные в этой книжке не просто слова, а действия, ценность которых еще и в том, что они совершались в то время. Они и должны сохранить отпечаток того времени, потому я привожу их, практически, без изменений.
Время превратило тексты моих выступлений в документы. Их особая доказательная сила в том, что все в них сказанное сказано до событий .
Чтобы дать понять читателю каковы моральные принципы, на которых я стоял и стою, я помещаю в конце этой книги некоторые материалы из моего Личного дела заключенного, Следственного дела, несколько моих писем и писем ко мне.
Выражаю благодарность всем, кто помогал мне в издании этой книги: Абдуразаку Мирзабекову, Багомеду Багомедову, Ахияду Идрисову, Давуду Зулумханову, Татьяне Курбановой, Юлии Халиловой.
14 ноября 1998 года.
ПРЕДИСЛОВИЕ К РАБОТЕ
"РАЗОРУЖЕНИЕ И УГОЛОВНЫЕ КОДЕКСЫ"*
Работа "Разоружение и уголовные кодексы" -- первая из написанных мною в Чистопольской тюрьме, я написал ее в марте 1983-го.
Моей философии истории неприемлема сама идея объективного политического прогноза -- я не угадываю, а способствую. "Разоружением и уголовными кодексами" я не угадал, а способствовал тому повороту истории, свидетелями и участниками которого мы являемся. Эту работу читали не только узники Чистопольской тюрьмы (на прогулках я перекинул ее Щаранскому и Порешу, Никлусу и Калиниченко, а в камере давал читать Ельчину, Некипелову, Новосельцеву, Ривкину, Цалитису) -- ее читала и правящая верхушка страны. Владимир Ельчин говорил мне: "Вазиф, зачем Вы даете понять, как Вы опасны им? Ведь они Вас уничтожат!" Зачем? Из тюрьмы, из камеры я возвращал миру его истинное мерило -- человека, я лишал их уверенности в себе, моральной силы, волевого настроя: на десяти страничках повергались уже и новые псевдообоснования их внешней и внутренней политик, всей советской жизни.
Через всю работу я провожу одну мысль: главным источником напряженности в мире является внутренняя жизнь советского союза. Доводя мысль до числа (как я это называю), я формулирую -"Бороться за мир -- значит бороться за отмену статей 70, 190-1 и 64 УК РСФСР и соответствующих статей уголовных кодексов союзных республик".
Центральное рассуждение работы применимо и к сегодняшним проблемам, например, к вопросу о суверенитете: ситуация в стране (или в республике) определяется ее внутренним устройством, ее внутренними законами, образом мыслей народа, уровнем душ, уровнем отношений между людьми. Если внешние условия мешают нам становиться лучше, то есть смысл думать о внешнем статусе общества. Но, как советскому союзу не внешний мир мешал становиться лучше (наоборот, чем только мог подвигал его в сторону человеческого), так и сегодня не Россия мешает Дагестану устроиться по-человечески, а внутреннее устройство Дагестана, ложные моральные установки людей, порочные понятия, порочные подходы...
Нужно мужество, чтобы политические проблемы решать в политической плоскости, а не уходить от опасностей политической борьбы в национальную плоскость.
Большевики, взяв за основу понятие класса, укоренили сначала отчуждение, а затем и сословную (классовую) ненависть. Националисты, беря основным понятием нацию, порождают отчуждение наций друг от друга, за этим, неизбежно, придут и ненависть, и кровь.
Что же спасет, что может спасти? Только идея человека, только личностный (а не классовый, а не национальный) подход к человеку, к личности. Только создание в обществе демократических структур, безразличных к национальному признаку. Только повышение уровня души, благородства, человечности.
До недавнего времени я ставил главной задачей преодоление партийного мышления, сегодня я отдаю приоритет задаче преодоления национального мышления. Только решение этой последней не даст нам из болезни социальной -социализма -- впасть в болезнь национальную -- нацизм.
Центральным, основным, главным и единственным понятием человеческого общества может и должно быть только понятие человека, личности -- не класса, не нации, не народа, не коллектива.
Мне дорог человек любой нации, я не о его национальности думаю, говоря с ним, а о его личных достоинствах.
11 ноября 1990 года.
ЛОЖНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ РОССИЙСКОЙ ДЕМОКРАТИИ
К чИТАТЕЛЯМ
"Другое небо", No1, 20 августа 1991 года.
Я назвал газету "Другое небо": считаю я, что нам мало сменить экономику и политику: нам надо сменить мораль, другими глазами увидеть мир, мы должны начать жить под другим небом, в другом мире. Демократия -- это умение, это правила жизни с не такими, как ты, с не по-твоему думающими, с не по-твоему верящими. Тоталитаризм -- это умение, это правила жизни только с такими, как ты, в то же, во что и ты, верящими, так же, как и ты, думающими. Демократия -- человечный, честный, глубокий, ненасильственный мир, другое небо.
Сила в демократических государствах применяется только против людей и организаций применяющих насилие. Эта правая сила, поддерживаемая обществом, и обеспечивает устойчивость демократии.
Союз жил во лжи и насилии 74 года. Сейчас государственное насилие снято -- так на смену ему идет насилие людей и организаций, которых 70 лет убеждали насилием и страхом и которые сегодня сами пытаются убеждать насилием и страхом (потому что никак иначе они убеждать не умеют). Против людей и организаций, сегодня действующих насилием и страхом, нужно вставать всем обществом, нужно выходить на массовые демонстрации протеста и осуждения этих людей. Если бы насильственные методы большевиков были отвергнуты народом в самом начале, то не было бы позора жизни в империи страха. Надо глядеть не на провозглашаемые цели (большевики тоже обещали рай на земле), а на средства их достижения: если новые учителя опять строят "самый правильный и самый нравственный мир" насилием и страхом, то долой таких учителей, они не учителя, а уголовники, как не учителями, а уголовниками были вдохновенные и бескорыстные большевики. Сила должна применяться только против насилия, и против насилия она обязана применяться. Иначе разрушится общество.