В футболе правила всегда меняются в пользу избранных, в пользу знающих и умеющих (в пользу Пеле, в пользу игры). Правила специально строятся так, чтобы не сгладить, а подчеркнуть, выявить различия.
Грубая игра выравнивает разные по классу команды и разных по классу игроков.
Правила антидемократичны, ибо не позволяют каждому пользоваться тем оружием, в котором он сильнее. Они изгоняют из Игры не владеющих назначенным оружием.
Правилам научить всего труднее: наблюдаю эту теорему в махачкалинском шахматном клубе: никак не хотят соблюдать правил "тронул -- ходи", "оторвал руку от фигуры -- ход сделан". Правила эти им кажутся чем-то второстепенным, мешающим игре: ведь как она интересно пойдет, если он вернет ход и пойдет, скажем, так. И не доходят до очевидной мысли, что разрешение брать ходы назад лишает игру глубины.
Метаструктура должна охранять правила Игры, скрепы общества. Что важнее -- благородство государства или отдельного человека? Благородство государства, дающего человеку выбор -- быть или не быть благородным.
Торо разрушал скрепы общества, создавая благородных исправителей общества, независимых людей, пророков и т.п. Он ударялся в другую крайность (в сравнении с крайностью авторитарных режимов). А нужна точно вычисленная мера, сохраняющая и общество и исправителей его (мета-членов общества).
Воспитать футбольного судью, м.б., труднее, чем игрока. Судья, задавливающий бесконечными штрафными ударами игроков и саму Игру, и судья распускающий игроков, т.е. потворствующий неумелой их части, костоломам, и этим тоже пускающий Игру под откос.
И все это в условиях, когда костоломы умирают-хотят, чтобы их приструнили (и было бы оправдание перед тренерами почему не завалил нападающего)".
* * *
Сегодня эти размышления, на мой взгляд, обрели предельную актуальность. Как футбол невозможен без внефутбольного (судейского, полицейского) обеспечения условий для футбола, так и рынок невозможен без внерыночного, государственного обеспечения условий для рынка.
У нас при коммунизме был "Судья, задавливающий бесконечными штрафными ударами игроков и саму Игру", сегодня у нас "Судья, распускающий игроков, т.е. потворствующей неумелой их части, костоломам и этим тоже пускающий Игру под откос".
* * *
Главным инструментом футбольного отбора лучших является гласность, наблюдаемость соревнования десятками тысяч зрителей и миллионами телезрителей. Сегодня в политической жизни России и Дагестана механизма, аналогичного футбольной гласности, нет. В 94-м году, с самого начала его, на дагестанском телевидении установилась грубая политическая цензура. Я испытал эту телецензуру на себе: в марте в передаче "Дагестанец сегодня" из моего выступления были вырезаны размышления о честности и об этнической деградации со ссылкой на Питирима Сорокина, из июньского выступления в программе "Мнение" было вырезано столько и так, что мое мнение было дано с точностью до наоборот (подробно об этом смотри статью "Палата национальных общин").
Надежд на дагестанские государственные средства информации нет, потому я решил возобновить издание своей частной газеты.
Другим инструментом футбольного отбора лучших является защита виртуозов от костоломов, т.е. защита футбола от футбольных преступников.
Я сказал в каком направлении должны меняться правила игры (имея ввиду не столько футбол, сколько общество) "В футболе правила всегда меняются в пользу избранных, в пользу знающих и умеющих (в пользу Пеле, в пользу Игры). Правила специально строятся так, чтоб не сгладить, а подчеркнуть, выявить различия.
Грубая игра выравнивает разные по классу команды и разных по классу игроков.
Правила антидемократичны, ибо не позволяют каждому пользоваться тем оружием, в котором он сильнее. Они изгоняют из Игры не владеющих назначенным оружием".
Через пятнадцать лет ФИФА пошла по предначертанному мною пути: введены суровые санкции за грубую игру (подкат сзади, удары сзади по ногам, фол последней надежды, умышленную игру рукой, придерживание противника руками). Как я и утверждал, эти внешние для футбола ограничения изменили содержание игры. Телезрители чемпионата мира по футболу увидели невиданный доселе футбол: интенсивный, техничный, богатый на голы, предельный по накалу борьбы, с нападающими, раздвинувшими футбольные представления о возможном.
Ту же идею (записанную мною для себя в книжку 79 года) я провожу и сегодня: наложение внешних ограничений (принятием новых уголовных и гражданских законов) на жизнь общества изменит само содержание жизни общества, или: защита экономических производителей и экономического соревнования от преступников (= футбольных костоломов) бесконечно важнее составления оптимальной экономической программы перехода к рынку. Почему важнее? Потому, что снятие уголовного пресса с экономических агентов рынка автоматически приведет к выработке ими частных оптимальных экономических программ. ФИФА не определяла наилучших программ (стратегий и тактик) для национальных сборных, участвовавших в чемпионате мира, она всего лишь изменила футбольный уголовный кодекс, и одно только это автоматически привело к выработке национальными сборными оптимальных для себя программ.
Эту основную, главную мысль о необходимости уголовного ограничения (государством, должным выступить в роли ФИФА в футболе) на деятельность сегодняшних субъектов российской экономики я высказал 25 января этого года на заседании ученого совета Института социально-экономических исследований ДНЦ.
ПОНИМАЕМ ЛИ МЫ
"Другое небо", No3, август 1994 года.
Понимаем ли мы, что ставка на силовое давление (а то и на прямое насилие) в бизнесе и в жизни (то, чему учат почти во всех дагестанских семьях), ставка на игру без правил, что уже сегодня, по словам независимых наблюдателей, отличает Дагестан от всех остальных республик Северного Кавказа, на сознательный отказ от моральных запретов -- что одно это и только это губит Дагестан?
Ибо игра без правил означает, что не только вы играете без правил, но что и против вас будут играть без правил, а это гоббсова война всех против всех, быстро разрушающая любое общество.
Дагестан никак не может перейти на режим честной жизни -- на мой взгляд, в этом и только в этом корень всех проблем.
Кстати, что значит "игра без правил"? Это означает, на моей модели личных свобод кружками, что общество не запрещает кружкам налезать друг на друга, то есть общество сознательно или бессознательно -- само устанавливает для себя режим гоббсовой войны всех против всех.
Скучно смотреть на это. Скучно смотреть, как ослепленные личной корыстью политики и зараженные ими народы рвут одеяло на куски. Что ж, результатом всей этой грызни будет только то, что вместо одеяла будут куски одеяла. Рвут одеяло на куски и в Чечне. Копится заряд недовольства и у этносов, не без основания считающих себя обделенными в Дагестане. Нынешняя целостность одеяла (то бишь Дагестана) непрочна, ибо основана на силовых перетяжках, то есть не на мире, а на непрерывной войне: вспомним, что по Гоббсу "война есть не только сражение, или военное действие, а промежуток времени, в течение которого явно сказывается воля к борьбе путем сражения".
***
Вот я все удерживаю Дагестан от силового выяснения отношений, а с каждым "мирным" решением очередного уголовно-межнационального или просто уголовного конфликта дагестанское общество прогнивает еще на метр глубже.
И становится ясно, что мирное решение мирному решению рознь. Мирное решение без поэтапных политических и духовных изменений не вскрывает гнойник, а направляет процесс гниения вглубь.
Вот и принятие очередной конституции не явилось политическим действием, начавшим освобождение общества от застоявшегося в нем за последние десятилетия гноя. А предлагаемое мною радикальное политическое переустройство явится.
Но зацикливаться на политике, где главным понятием является понятие нации, тоже, на мой взгляд, не следует. Такая политика, наверно, неизбежно будет и должна быть стратегией ближайших десятилетий, но это стратегия среднего масштаба (она тоже нужна), дальний замысел наш, на мой взгляд, должен состоять в постепенном оттеснении -- в политике -- понятия "нация" понятием "человек" (так же как в правилах дорожного движения понятие "нация" не является главным, хотя для многих водителей оно может быть главным). И наравне с осуществлением среднего стратегического замысла мы должны приступить к образованию нового народа, нового Дагестана, пусть этот еще только нарождающийся народ будет поначалу состоять из десяти человек, но пусть эти десять человек будут воистину людьми новых пониманий и старой морали, пусть это будут люди, доброжелательный интерес которых простирается и за пределы своего двора, и за пределы своего племени, и за пределы Дагестана и России.