Мысленно я умоляю сама себя сдержать слезы и не завыть в голос от бессилия и собственной лжи в которую вновь заставляю поверить. Я ужасна, знаю. Но выхода другого нет.
Эта ночь кажется бесконечной. Обжигающие поцелуи и ласки в этот раз приносят боль: не физическую, а душевную — я как будто горю на костре, разожженном собственной совестью. Меня окутывает жар его тела, а пальцы опаляют прикосновениями. Но хуже всего то, что я наслаждаюсь этим. Я бессовестно пользуюсь им самим, прежде чем сбежать. Останавливает лишь одно — Пит. Это ради него. Но легче от этого не становится.
К утру Гейл засыпает, а я не могу сомкнуть глаз и отворачиваюсь от него к холодной стене. Мой рассеянный взгляд устремлен в темноту, такую же черную, как зияющая дыра в моей груди.
Я тихо плачу, скрывая слезы в пуховой подушке, и боюсь, что разбужу Гейла. Он не поймет, что стало причиной этой вырвавшейся наружу боли, наверняка посчитает, что мне вновь приснился дурной сон. А я просто боюсь, что в кошмар превращается моя собственная жизнь. Опять.
***
Новое утро не приносит облегчения. Стоя плечом к плечу, мы с Гейлом поднимаемся в кабине лифта. Я молчу и, стараясь не встретиться с ним взглядом, разглядываю огни люминесцентных ламп, мелькающих перед глазами. Он не пытается со мной заговорить, думая, что мне неловко. Так уже бывало после длинных ночей, проведенных вместе. Гейл держит мою руку. Наши пальцы сплетены, и я чувствую, как он поглаживает костяшки пальцев, стараясь успокоить и снять напряжение. Погруженный в собственные мысли, Гейл кажется вполне веселым. Еще бы, завтра свадьба.
Со мной же дела обстоят иначе. Мое сердце так оглушительно громко стучит, норовясь выпрыгнуть из груди в любую секунду, а уставшее тело дрожит от страха, что план не сработает. Я, как загнанный в клетку дикий зверь, не нахожу себе места.
Подъемник движется слишком медленно, как мне кажется. Этой ночью я совсем не спала, но постоянная тревога откладывает усталость на второй план. Я должна найти Финника и убедится, что игра стоила свеч.
В столовой, как обычно многолюдно. Одэйр обещал, что именно здесь подаст мне знак, что наш замысел переходит в стадию осуществления. Мы с Гейлом проходим к столику, за которым нас ждет моя сестренка. Она, оценив мое состояние, понимает мою просьбу без слов и принимает на себя роль активного собеседника, тем самым занимая Гейла. Он не против: ему есть, чем поделиться — свадьба.
Стараясь вести себя как обычно, следующие минут пять усердно впихиваю в себя пресную кашу. Желудок протестует, вызывая легкие спазмы, но мне нужно чем-то заняться, чтобы не сойти с ума от ожидания.
Наконец, когда в дверях я улавливаю знакомый силуэт, ложка замирает у моих губ. Мое сердце подскакивает к горлу и стремительно падает вниз при виде Одэйра, а глаза неотрывно следят за тем, как он в сопровождении своих неизменно верных товарищей проходит к одному из столиков напротив. Финник не смотрит на меня: он увлеченно разговаривает о чем-то со своими спутниками и мне не остается ничего, кроме как продолжать есть свой завтрак.
Еда в моей тарелке наконец заканчивается, а пустой стакан отставляется в сторону. Мне не хорошо от такого количества съеденной пищи, а сигнала от друга все нет. Прим и Гейл, тоже закончив, собираются уходить. Совсем отчаиваюсь: мне не остается ничего, кроме как встать вслед за ними и пойти к выходу. Но уже у самой двери замечаю, как Финник, поймав мой взгляд, едва заметно кивает. С облегчением вздыхаю: наш договор в силе.
Однако напряжение возвращается с началом занятий с детьми. Я слишком нервничаю, чтобы сосредоточится на материале лекции, и потому включаю им фильм о том, ради чего мы все здесь собрались. Плутарх воссоздал его из лучших эпизодов времен восстания в красочных и масштабных традициях Капитолия. Хронику видели все без исключения в освобожденных дистриктах, но для меня она каждый раз превращалась в пытку.
Когда-то на первой арене Пит просил оставить его и вернуться домой, а я не смогла, потому что знала, что часть меня останется с ним, гадая как спасти. Но на квартальной бойне я бросила его и не могла перестать прокручивать все события в голове снова и снова, думая, что должна была изменить. Физически я шла в ногу со временем, а мысленно каждый день была у дерева, в которое била молния и обещала Питу встретиться с ним в полночь. Но сегодня я чувствую себя свободной от этого, потому что знаю, что шанс еще есть.
Верчу в руке обгрызенный карандаш, изредка поднимая глаза на экран или отвечая на вопросы детей. Время как назло, сегодня проходит мучительно медленно. Наконец, стрелка на циферблате настенных часов доходит до нужной отметки — полдень.
Волнение в моей груди нарастает, отзываясь легкой, но очень ощутимой дрожью во всем теле. Ритм сердца вновь ускоряется, а тошнота подступает к горлу, как и прежде. Стараясь быть сдержанной, мило, но, как мне кажется, слишком наиграно улыбаюсь и прощаюсь с ребятами.
Выхожу из кабинета и, смотря себе под ноги, устремляюсь к месту встречи с Одэйром. Стараюсь успокоиться и держать себя в руках, но так трудно просто идти и не сорваться на бег. Судорожно вздыхаю полной грудью, приближаясь к заветной двери учебного яруса, где очень редко проводятся занятия и практически невозможно встретить людей. Мы не случайно выбрали это место: нас не должны увидеть вместе.
Еще раз оглядываюсь по сторонам в одиноком и тусклом коридоре, чтобы убедится, что за мной никто не следит и наконец поворачиваю ручку двери. Она легко поддается, и я без промедления захожу внутрь. Здесь горит небольшой ночник, освещающий лишь крохотный клочок пространства; воздух в помещении тяжелый от пыли, и мой нос начинает щекотать — я громко чихаю.
— Ты чего так расшумелась? — насмешливо произносит Финник из темноты. Вздрагиваю от неожиданности: я так напряжена, что не почувствовала чье-то присутствие. Мысленно ругаю себя за рассеянность, ведь это может мне навредить.
— Надеюсь, тебя никто не видел? — не дожидаясь моего ответа, тут же продолжает он более серьезным тоном.
Мотаю головой, но понимаю, что в такой темноте он ничего не видит.
— Нет, — тихо отвечаю я, шмыгая носом и шагая к освещенному пятну в комнате. — Ну, что скажешь? Ты решил, как мне выбраться отсюда? — не теряя времени, спрашиваю я.
— Думаю, да, — задумчиво тянет Одэйр, так же выходя к свету.
С подозрением разглядываю спокойное лицо Финника, стараясь быть сдержанной и серьезной. Какая-то часть меня все еще сомневается и убеждает не верить никому.
— Не смотри на меня так, — улыбается друг своей красивой широкой улыбкой, всматриваясь в мое лицо. — Я тебя не обману.
— Надеюсь, — огрызаюсь в ответ.
— Что-то случилось? — удивляется он. — Как дела с Гейлом?
— Не очень, — признаюсь мрачно и хмурюсь. — Я сделала так, как ты мне сказал. После чего он решил, что завтрашний день будет самым подходящим для свадьбы.
— Хм… Не ожидал, что так скоро… — задумчиво произносит друг, бросая взгляд в темноту.
— И что теперь мне делать? — ворчу я, тем самым вновь привлекая его внимание.
— Для начала успокойся, — переводя взгляд на меня, тихо говорит он и, засовывая руки в карманы, тяжело вздыхает: — Ответь на мой вопрос, — просит он. — Только честно.
— Что?
— Ты уверена, что действительно готова так с ним поступить? — спрашивает Финник напряженно, а его брови сходятся у переносицы, образуя глубокую складку. — Он ведь любит тебя. По-настоящему. Я знаю это. Вижу.
Поднимаю руку вверх в попытках остановить Одэйра. Я не должна слышать этих слов. Только не сейчас. Уже слишком поздно.
— Я все решила.
Финник внимательно и оценивающе смотрит на меня. Отворачиваюсь в сторону, словно пытаюсь отгородиться от его пытливого взгляда: он не должен увидеть даже намека на сомнение.
— Я просто должен знать, — шепчет он, игнорируя мои протесты. — Что нас ждет за куполом никому неизвестно. Может, это поездка в один конец, и…