Все с облегчением спешат воссоединиться с родными; мой взгляд мечется по толпе встречающих, выискивая знакомое лицо. Наконец, я нахожу дорогие мне голубые глаза и несусь вперед, желая поскорее обнять сестру.
— Я так рада, что ты вернулась, хоть и жутко зла за то, что ты сбежала, не предупредив! — лепечет она, крепко прижимая меня к себе.
— Будем надеяться, что ее очередная выходка и на этот раз сойдет ей с рук, — ворчит до боли знакомый голос за моей спиной.
Не верю своим ушам, поэтому отпускаю Прим и оборачиваюсь, желая убедиться воочию:
— Хеймитч? — неуверенно произношу я. — Это действительно ты?
========== Глава 13. Мосты ==========
B.o.B — Ghost In The Machine
— Хеймитч? — произношу я. — Это действительно ты?
В потускневших серых глазах загорается искорка упрека: ментор хмурится, разглядывая меня с головы до ног. Его взгляд задерживается на моих коротких свалявшихся волосах, грязной мешковатой форме, и одна из его густых бровей взлетает вверх.
— Кто бы говорил, солнышко, — усмехается он. — Но можешь ткнуть в меня пальцем или ущипнуть, если не веришь.
Непроизвольно улыбаюсь; мучившая меня все эти дни пустота внутри исчезает в тени, уступая место приятному теплу, и впервые за несколько дней я могу свободно вздохнуть. Мир, который я знала до того, как отправиться в Капитолий, по-прежнему существует, несмотря на то, что я потеряла большую его часть.
— Просто не ожидала тебя здесь увидеть, — смеюсь в ответ и, не удержавшись, легонько бью его локтем в бок. — Не ты ли кричал, что ноги твоей здесь больше не будет, пока действует сухой закон?
— А я и не говорил, что приехал налегке, — подняв руку, Хеймитч заботливо хлопает ладонью по нагрудному карману, где как всегда припрятана фляжка с его любимым напитком. — Койн решила, что тебе опять нужна нянька, а трезвым мне с такой работенкой не справиться.
Я не видела Эбернети четыре года: практически сразу же после образования купола он уехал в Двенадцатый, сказав, что не в силах больше смотреть на мои сопли, не имея возможности помочь. Однако я знала, что бывший ментор сбежал в свою собственную клетку в надежде, что выпивка избавит его от огромного чувства вины. Я давно простила его за то, что он оставил Пита на арене, но вот простил ли он себя?
Его одежда явно не свежая: манжеты на некогда белой рубашке почернели, а на жилетке и брюках полно жирных пятен. В длинной и нечесаной шевелюре стало куда больше седых прядей, отчего его бледная кожа приобрела нездоровый серый оттенок. Да и амбре говорит само за себя: от ментора разит противной смесью алкоголя, рвоты и немытого тела.
Прикусываю губу, с грустью подтверждая очевидное: он не простит себе своей ошибки, так же, как и я никогда не прощу себе своей.
— Давно прибыл? — спрашиваю я, гоня прочь печальные мысли. Это — прошлое, и я ничего не могу больше сделать, кроме того, как жить с этим дальше.
— Неа, почти перед вами, — бормочет Хеймитч, смотря сквозь меня. — Как видишь — на меня еще не успели напялить вашу дурацкую форму.
Рефлекторно оглядываюсь в поисках того, что привлекло внимание ментора, однако его взгляд просто блуждает по толпе собравшихся в ангаре людей.
— Куда запропастился твой сообщник? — интересуется он, приподнимаясь на носочки и прищуриваясь. Мы находим Финника на другом конце зала, прощающегося с нашим отрядом, и Эбернети машет ему рукой. В глазах друга вспыхивает удивление, и он спешит присоединиться к нам.
— Рад видеть тебя, Хеймитч, — искренне произносит Одэйр. — Хотя предполагаю, что не чувство ужасной тоски по нам привело тебя сюда.
— Если бы только это, — по полному раздражения и напряжения взгляду ментора, мы понимаем, дело дрянь, и разгребать это все предстоит Хеймитчу. — Мне приказано сообщить, что вас двоих ждут в Штабе.
— Что ж, не будем тянуть, — тяжело вздыхает Финник.
Он безумно устал, да и бессонная ночь не прошла даром: лицо осунулось, под затуманенными глазами пролегли темные круги, и очередной разбор — последнее, что ему хочется. Однако желание закончить со всем этим куда сильнее, и я не могу винить его за это.
Прежде, чем уйти, поворачиваюсь к сестре и крепко обнимаю ее.
— Увидимся позже, — ободряюще шепчет Прим мне в ухо, поглаживая по спине. — Удачи.
Отстраняясь, киваю: у нас еще будет время на разговоры.
Неохотно следую к лифту за Хеймитчем и Финником, опустив голову и стараясь не обращать внимания на суетящихся, словно в муравейнике, солдат. Не успеваю сделать и пяти шагов, как чуть не врезаюсь в резко остановившегося ментора. Открываю рот, чтобы пожурить Эбернети, но так и застываю, увидев, куда обращен его взгляд: в сопровождении пары солдат из планолета появляется Мелларк.
Он с интересом осматривается вокруг, направляясь за ними к одному из грузовых лифтов. Меня уже не удивляет ни его поведение, ни его абсолютно равнодушный вид, а вот для Хеймитча это оказывается полным потрясением. Серые глаза загораются от радости, и с губ срывается вздох облегчения, но затем восторг застилает пелена смущения и стыда. Секунда, две, три и его лицо снова непроницаемо.
— Идем, — бормочет он, возобновляя наш путь. — Опаздываем.
В последний раз я шагала по главному коридору, ведущему в Штаб, всего две недели назад, но кажется, что с тех пор прошла целая вечность. Тогда я точно знала, что это должно изменить мою жизнь. Мое существование было спокойным и относительно нормальным, была работа и я чувствовала себя полезной и нужной, был Гейл и перспектива создать свою собственную семью. Ведомая надеждой и жаждой правды, я прокралась сюда и стала свидетелем разговора, который скрывали от меня не без причины. Однако это было не той переменой, которой я ожидала — она разрушила до основания все то, что мне удалось построить за эти пять лет.
Жалею ли я?
Глупый вопрос, и я клянусь, что никогда не буду спрашивать себя об этом.
В главном коридоре на удивление людно. Высокопоставленные офицеры и чиновники с кипами бумаг снуют по помещению: одни увлеченно беседуют друг с другом, остальные ждут своей очереди на аудиенцию с Койн, но мы, видимо, особый случай.
В кабинете за громадным столом восседает Альма Койн со своими верными помощниками — Плутархом и генералом Боггсом. Рядом с ними разложены различные карты и чертежи каких-то зданий, а в углу то и дело мигают датчики, хотя на мониторах горит только герб Свободного Панема.
Хеймитч, отвыкший от здешних порядков, бегло оглядывает помещение и, видимо, не найдя колоссальных изменений, проходит к столу и плюхается на свободное место. Заметив, как дрогнули уголки его рта, меня осеняет, что подобное поведение — не только дело привычки. Прикусываю губу, пряча усмешку; мы с Финником замираем у двери. Нас не смущают ни пристальные взгляды руководства, ни их лица полные недовольства и раздражения, наоборот, мы отвечаем им тем же. Кажется, проходит несколько минут, прежде чем Койн решает заговорить:
— Капитан Одэйр, я жду Ваших объяснений, — ее голос звучит холодно, но довольно сдержанно. — Особенно, это касается участия в секретной операции солдата Эвердин.
— Это была моя инициатива, — спокойно отвечает друг. — Я рассказал солдату Эвердин о пойманном сигнале из Капитолия и кого мы там увидели, — сделав паузу, Одэйр поворачивается ко мне. — Она настаивала на участии в миссии, и я не мог лишить ее этого права, — он вновь замолкает, а затем добавляет: — А сейчас я хочу воспользоваться другим правом и прошу незамедлительно принять мою отставку.
Глаза Койн и Боггса расширяются от удивления, а Плутарх и вовсе выглядит так, словно лишился речи. Хеймитч напрягается в своем кресле, выпрямив спину и шумно вздохнув. Однако я не столько поражена его решением, сколько озадачена им.
Что же у тебя на уме, друг?
И как только наши взгляды встречаются, все встает на свои места. Миссия действительно закончена.
— Все так, — подтверждаю я, — за исключением того, что я сама узнала обо всем. Капитан Одэйр оказался единственным, кто подумал о моих чувствах, — у меня перехватывает дыхание, а слова застревают в горле. Неправда, Гейл всегда заботился обо мне, пусть и не так, как мне того хотелось. Финник же просто понимал меня, поэтому я без всякого сожаления заявляю: — С этого момента я отказываюсь быть Сойкой-пересмешницей.