Вскорости к выходу всё у него было готово; появилась и Маруся.
Она была лет семнадцати, с некоторой робкой и мягкой красотой и с чуть заметной крестьянской огрубелостью и подавленностью в движениях; впрочем, эта особенность хорошо прикрывалась в ней цветущей свежестью и какою-то искрящейся чувственностью; изогнутые брови придавали особую лучистость её глазам; слегка подёргивались ноздри и яркие припухлые губы. Алекс нашёл её вполне опрятной, так что неожиданно для себя несколько даже посожалел насчёт своей наружности, которую считал не вполне удавшейся.
Он знал, что его рыжеватые курчавистые волосы выглядели не соответствующими цвету шершавой смугловатой кожи лба и щёк, испещрённой мелкими, как от озноба, не то порами, не то пупырышками, в целом придававшими его продолговатому лицу отчётливый негроидный рисунок, из-за чего оно уже и не могло вмещать присущие любому русскому, идущие как бы изнутри черты привлекательности, не говоря уже об эталоне броской мужской красоты вообще; при том, что он ещё носил бакенбарды, а на его лице постоянно удерживалось выражение какой-то непреходящей неровной обеспокоенности, а ещё и самим хорошо осознаваемая вынужденная и тем сильно огорчавшая его отстранённость, равная нескончаемому уходу в себя, это очень заметно тяжелило и старило всю его в изрядной мере лишённую фамильной истончённости и выхоленности внешность; на много моложе могли казаться, пожалуй, только глаза, точнее говоря, зрачки глаз, выражавшие лёгкое ожидание и таящие улыбку, замешанную на искреннем задорном профессиональном любопытстве, но – и то – не всегда, а лишь будучи тронутыми гармонией мыслей и чувственности, прикосновением к интеллектуальному – такого рода состоянием, которое многое значило чаще само по себе, вне общения с кем-либо.
Сейчас, в присутствии молодой девушки, наступал миг непроизвольного быстрого возбуждения и всплеска той самой гармонии, и это забавляло и радовало его. Он отвлекался; ему становилось легко и даже весело.
На крыльце из деревянных обструганных распилов, уже в эту раннюю пору до блеска вымытом и даже успевшем просохнуть и сохранявшем пока специфичный запах свежести из-за соприкосновения с влагой, Маруся угощала его душистым свежеиспечённым ржаным хлебом из помола нового урожая и в меру накисшим прохладным варенцом с подпаленной тёмно-коричневой верхней корочкой – следствием точной выдержки молочной смеси в хорошо истопленной и долго не остывающей каменной печи. Подать такое меню распорядилась Екатерина Львовна. Предпочтение гостя она без труда могла разузнать от Никиты, любившего подобным угождением порадеть неприхотливому барину. И лучшего для такой вот утренней поры Алекс и желать бы не мог. Нередко именно эту любимейшую им деревенскую снедь он сам заказывал почти спозаранок, находясь в странствованиях.
Места за воротами вблизи усадьбы изобиловали просторными ровными полянами с суховатой, едва прикрывавшей землю, истомившейся от перестоя травой, с редкими, подпаленными солнцем последними в сезоне цветами на высоких тонких стеблях и с раскиданными ветром, упавшими ещё во многом до срока листьями.
То здесь то там вздымались одинокие ветвистые деревья, преимущественно дубы, с молодым смешанным смелым подростом.
За полянами просматривался открытый безлесный другой берег речки, подступавший на ближайшее, небольшое расстояние как раз напротив ворот, а налево, вверх по её течению, чуть отодвинутая от господской усадьбы обнажённо представала скученность крепостных подворий, скотных загонов, конюшен и воловен, гумно, амбары и открытые навесы для хранения телег и саней.
Немного справа от ворот находилась как бы выставленная напоказ кузница, над которой теперь вился белесовато-серый дымок; от неё разносилась бодрая звонкая мелодия перестука по наковальне: то сообща спешили придать нужную форму только что раскалённому куску металла мастер-кузнец и его помощник, один легко обозначавший место проковки подзвонным молоточком, а другой тут же снорово ухавший в указанную точку тяжёлым, будто успевавшим подремать и заново каждый раз просыпавшимся молотом.