Мы даже в гостях побывали в одной такой семье. Дома у них вполне обыкновенные, только большие. И огромное количество детей — малышня была везде, будто по дому рассыпали мешок гороха и эти горошинки катятся в разные стороны. Ты стоишь среди них и боишься сделать шаг — вдруг на кого-нибудь наступишь. В общем, было очень забавно.
Но напряжение, конечно, ни на секунду меня не покидало, ведь впереди были суперответственные соревнования.
Потом состоялось открытие Олимпийских игр.
И жеребьевка. Это очень важный процесс, своеобразный ритуал, без которого не обходятся ни одни соревнования. До этого мне уже приходилось кататься и первым, и последним. Не знаю, что хуже. Выходить на лед первым — нелегко, последним — очень тяжело. Но тут ничего не поделаешь. С опытом приходит понимание: какой бы номер тебе ни выпал, нужно на него настроиться, сделать его любимым. В зависимости от номера проводится и тренировка перед выступлением. Если катаешься первым, надо заранее распределить время, чтобы успеть отдохнуть и сконцентрироваться.
Еще до начала соревнований ты знаешь, кто твои основные соперники. И уже примеряешь свой номер к ним. Бывает, что выпадает кататься после спортсменов, которые являются твоими прямыми конкурентами в борьбе за первые места. Бывает, до них.
Я не очень люблю выступать после своих соперников, когда они уже набрали определенный балл и тебе необходимо откататься так же, как они, а по возможности и лучше. Выступать в такой ситуации очень сложно психологически. Для меня комфортнее выходить на лед перед ними, чтобы поднять планку, напугать своим мастерством. Тогда есть вероятность, что конкуренты «посыплются».
На Олимпиаде в Америке мне выпал жребий кататься в середине. Мой основной конкурент Алексей Ягудин должен был выйти на лед последним.
В олимпийской деревне я общался со многими спортсменами. Но с Ягудиным мы не пересекались. У нас разные друзья. Я больше общался с русскими, он — с иностранцами.
В 2002 году в Солт-Лейк-Сити я участвовал в моей первой Олимпиаде. Я очень ждал ее, готовился и ехал туда, конечно, побеждать.
И проиграл. Я занял тогда второе место, став серебряным призером. Но для меня не так важно было, кому именно я проиграл, потому что по большому счету я прежде всего проиграл самому себе и первому месту. Я проиграл! Разве может иметь какое-то значение, кто именно из спортсменов стоит на самой высокой ступени олимпийского пьедестала, когда ты встаешь на свою, выстраданную и завоеванную, но — вторую.
Мне всегда очень нравился наш знаменитый теннисист Евгений Кафельников. Перед ответственными играми он никогда не давал интервью.
— Встречи с журналистами меня сбивают, это мешает сосредоточиться, — говорил он.
Перед тем как ехать в Солт-Лейк-Сити, мы с Алексеем Николаевичем избрали схожую тактику: я вообще не даю интервью.
У моего главного конкурента — Алексея Ягудина — была совершенно иная позиция. Он раздавал интервью направо и налево, то есть якобы был для всех открыт.
А журналисты, если они не обладают необходимой информацией, начинают писать всякую отсебятину — так, к сожалению, принято во всем мире. Все, что накопали, нарыли: слухи, домыслы, сказки. Может, это было и наше упущение, сейчас уже трудно сказать.
Газеты — американские и российские — дружно писали, как прекрасно подготовились к выступлению на Олимпийских играх Алексей Ягудин и его тренер Татьяна Тарасова, в какой Ягудин прекрасной форме. Нас с Алексеем Николаевичем Мишиным им противопоставляли — уведомляли, будто мы и готовились отвратительно, и программа у нас, естественно, ужасная.
Объяснялось все просто. В мире фигурного катания, как, впрочем, и во всяком профессионально ориентированном мире, есть продажные журналисты. За деньги они готовы писать, что скажут. Конечно, что-то утверждать и обвинять конкретных тренеров-заказчиков и журналистов-исполнителей я не берусь, потому что доказать это все равно невозможно. Но они были и есть.
У нас с Алексеем Николаевичем была абсолютно честная позиция: мы никого не подкупали и, если давали интервью, говорили все как есть.
Мишин и родные старались не показывать мне эти статьи, берегли мою нервную систему. Но информация просачивалась отовсюду. Оказывалось давление, это было неприятно, выбивало из колеи.