Выбрать главу

Я стоял на второй ступеньке пьедестала почета и чувствовал себя лузером. А когда церемония награждения закончилась, ушел к себе в номер и провалился в тяжелый сон. Проснулся посреди ночи оттого, что не мог дышать. Я задыхался. Попытался встать и понял, что не чувствую ног. Не помню, как добрался до номера Мишина. Позвали врача. У меня подскочила температура, столбик градусника зашкаливал за сорок.

Понять причину моего состояния никто не мог. У меня взяли всевозможные анализы, но они оказались в полном порядке. Меня осмотрели доктора, но никто ничего не нашел. Все разводили руками и не могли определиться, почему я свалился с такой бешеной температурой. Все склонялись к одной причине — эмоциональное перенапряжение. А через четыре дня я проснулся, встал и понял, что абсолютно здоров. Может, меня на самом деле подвели нервы и разрушающие организм эмоции, а может, было что-то совсем другое…

За эти дни я потерял пять кило — это просто какая-то фантастика! Перед Олимпиадой мы бились, чтобы скинуть хотя бы килограмм, но никакие диеты не помогали. А тут сам собой, в одночасье, ушел такой серьезный для меня вес. Я вошел в эту болезнь совершенно внезапно и так же внезапно из нее вышел…

В России нас встречала мама. Увидев меня — худого и бледного, с синяками под глазами, — она заплакала:

— Женя! Это нечестно!

— Мам, не плачь! — Я обнял ее. — Следующую Олимпиаду я точно выиграю, вот увидишь!

И я сдержал свое слово.

Вернувшись из Солт-Лейк-Сити, мы вместе с Алексеем Николаевичем анализировали наш проигрыш. Мы не пытались обвинять друг друга в этой ситуации, да это было бы и неправильно. Перед Олимпийскими играми мы вместе настраивались на победу. И вместе проиграли.

Пожалуй, мы сделали большую ошибку, приехав на игры слишком рано, за две недели до начала соревнований. Мне кажется, я реально перегорел, ведь на тренировках все получалось идеально. К тому же у меня не было «олимпийского» опыта. Для чемпиона Солт-Лейк-Сити Алексея Ягудина это была вторая Олимпиада. За четыре года до этого, в Нагано, он стал только пятым. Ягудин старше и опытнее меня — это тоже сыграло свою роль.

Да, я сильно переживал и расстраивался. Но проходит время, и ты понимаешь, что поражение — это колоссальный опыт. Он помогает побеждать в дальнейшем.

После возвращения из Солт-Лейк-Сити мама говорила мне:

— Женя, ты проиграл. Но это было вчера. Теперь ты все забыл и начал все сначала. Впереди у тебя еще много побед.

То же самое она говорила мне, когда я начал выигрывать и слегка зазвездился. Только тогда мне надо было понять, что я чемпион вчерашнего дня. Теперь она убедила меня, что и поражение мое уже в прошлом, а впереди меня ждут новые победы.

Сейчас все встало на свои места. Сейчас у меня есть олимпийское серебро и олимпийское золото — ни у кого из мужчин-одиночников в мире нет такого набора. И я этим горжусь.

14. Плющенко и Ягудин. Кто тренеру Мишину дороже?

С Ягудиным мы не друзья и не враги. Просто был такой фигурист Алексей Ягудин и есть такой фигурист Евгений Плющенко. Почему я про него говорю в прошедшем времени? Потому что он ушел из фигурного катания в профессионалы, а я остался в любителях.

Я очень долго был самым младшим в группе у моего тренера, Алексея Николаевича Мишина. Сначала шли взрослые — олимпийский чемпион Алексей Урманов, Олег Татауров, Руслан Новосельцев, Алексей Ягудин. И только потом — я.

С Ягудиным у нас разница всего три года, но в подростковом возрасте это пропасть.

К тому же мы с Алексеем были разного телосложения и комплекции. Я — тонкий, худенький. Он — приземистый и мощный, физически сильнее. Это играло большую роль.

У Алексея Николаевича, как и у любого тренера, были свои приоритеты. В первую очередь он занимался самыми перспективными ребятами, постоянно уезжал на соревнования с Урмановым и Татауровым. Следующая порция внимания — поменьше — доставалась Ягудину.

А мне Мишин обычно говорил:

— Смотри, как делают старшие, и тоже старайся.

На меня в то время не делалось ставки. Выплыву — значит, выплыву. Нет — значит, нет. Никаких привилегий, минимум внимания. Это сейчас я понимаю, почему так было. Мне всего одиннадцать лет. Я — темная лошадка, совершенно непонятно, что из меня вырастет. Может, через полгода вообще уйду из фигурного катания. Зачем тратить на такого и силы, и время? Но тогда мне было обидно.

С самыми старшими все понятно. Но Ягудин… Ему доставались лучшая программа, лучшая музыка, ему всегда уделялось больше времени. А я собирал какие-то остатки.