Обидно, да. Чем не повод пристукнуть того, кто умнее, но — слабее?
Пока мы с тобой вдвоём, я честно тебе скажу: не слишком я верю в то, что вам удастся договориться. И прийти к какому-нибудь консенсусу, как это называет док Лессер. Так что рано или поздно тебе придётся решать, какого из мутантов пристрелить, чтоб не тянул одеяло на себя, и не пытался всем навязать своё главенство. Или обособиться.
Ну, или придётся, что совсем уж невероятно, искать для каждой пары нас, то есть — «тварей», отдельный Дом. То есть — индивидуальную планету. Под один вид, одну расу.
Потому что даже поселись вы на островах какой-то одной, рано или поздно вы размножитесь настолько, что станет тесно. И доберётесь до соседей. И междоусобица начнётся. И не надо кривить рот — ты отлично понимаешь, что я прав. Поскольку твоя память восстановилась получше моей.
Мартен покивал. Человек-богомол говорит дело. Сомневаться не приходится — рано или поздно это начнётся.
Качание прав, требование независимости, разборки в стиле «кто кого лучше».
Слишком уж они разные. И слишком по-разному представляют себе свои цели и своё будущее. Поэтому то, что пока они вынуждены держаться вместе, сплачиваемые общими целями и желанием выжить — ничего не значит.
Когда окажутся на корабле, в изоляции и относительной безопасности — проблемы совместимости и толерантности возникнут неизбежно.
Но с другой стороны, желание остаться на Станции, и подраться вволю перед смертью, пришло в голову пока лишь одному человеку-богомолу.
Придётся так и так снова созывать общее собрание.
И рассказать об этом. И многом другом…
— Мы можем вылететь уже через девять-десять часов. Погрузка почти закончена, перекачка топлива в резервные цистерны из резервуаров Станции закончится через… э-э… шесть часов. Кое-какие мелочи мы, разумеется, ещё не успели погрузить, но погрузим. После обеда и вот этого собрания. Доктор, вы успеваете? — Сэвидж, усаженный Мартеном за отдельный столик, теперь на всякий случай записывал всё сказанное выступающими, чтоб гарантированно сохранить принятые решения, и зафиксировать, кто какой позиции придерживался. Это представлялось Мартену важным. На будущее.
— Да, Мартен. Продолжайте.
— Хорошо. Тогда я вынужден сообщить вам, уважаемые соратники, что наш друг, человек-богомол, Парисс, не летит с нами. Он тоже, как и доктор, — вежливый кивок в сторону Сэвиджа, — выразил желание остаться на Станции, чтоб, как он сказал, «дать гадам последний бой, и помочь доку взорвать всю эту с…ную тюрьму для несчастных подопытных, к чертям собачьим»!
Гул возмущения мгновенно стих, стоило Мартену поднять руку.
— Понимаю. Но мы — не люди. И каждый имеет право на собственное мнение. И решение. Поэтому я и созвал вас, чтоб вы выслушали Парисса. Парисс, прошу.
Парисс вышел чуть вперёд, развернулся к соратникам. Обвёл всех задумчивым взглядом. Из-за того, что глаза его всегда больше напоминали яблоки, располагавшиеся по бокам узкого черепа, многие взгляд этот выдержать не могли — головы опускали. Парисс покивал, словно про себя говорил «вот именно». Наконец заговорил:
— Я понимаю, что в глазах даже многих из вас — то есть, нас! — я выгляжу уродливым монстром. Карикатурной пародией на разумное существо. Страшилкой из комиксов. А ещё я понимаю, что никакой вашей вины в том, что вы, пусть и подсознательно, так про меня думаете — нет. Это всё стереотипы. Того мышления, что прорезалось сейчас в большинстве ваших голов от того, человеческого, носителя. Того бойца, с которого была снята ваша матрица навыков.
Мне жаль. Но я понимаю, что вряд ли это ваше (А вернее — не ваше!) предубеждение поддаётся осознанному переделыванию. И я буду и вам и сам себе казаться изгоем даже среди нас — искусственно созданных страшилищ. Уродов. Но если большинство из вас имеет хотя бы привычный внешний вид — две руки, две ноги! — то я и этого лишён. С моими-то четырьмя лапками и парой недоделанных ручек, и двумя клешнями.
Сам я успел ко многим из вас привязаться. И не подумайте, что мне это решение далось легко. Потому что мой внешний облик, как объяснил доктор Лессер, изменить уже невозможно. Так зачем же я буду мозолить вам глаза на корабле, да и потом — при колонизации какой-нибудь планеты? Нет уж. Будем считать меня динозавром, которого эволюция просто убрала с лица земли когда-то в далёком прошлом, чтоб расчистить путь таким тогда примитивным и крошечным, млекопитающим. Если пример неудачен — прошу меня извинить. Что вспомнил — то и привожу.