Сначала я спросил Теодора, как он зарабатывает себе на жизнь, ведь его кузница давно закрыта. Он ответил, что занимается торговлей.
— Чем торгуешь?
— Продаю стихи.
— Ты поэт?
— Да ты что!
— А, значит, издаешь поэтов?
— Опять не угадал. Я торгую устной поэзией.
— Что ты имеешь в виду? Ты поешь стихи под гусли?
— Что значит — петь под гусли? — изумилась Лиза.
— Это трудно объяснить, — ответил я.
Что же касается Теодора, то он нам объяснение дал:
— Одна моя дальняя родственница из Италии оставила мне в наследство несколько стихов, которые сама получила по наследству бог знает от кого.
— Неужели на несколько стихов можно жить?
— Можно, потому что каждый из них на вес золота. В итальянских семьях отцы на смертном одре каждому из сыновей оставляли в наследство по кусочку такого стиха (словно это Библия), а дочерям давали в приданое целый стих.
— Что же это за стихи, которые на вес золота? — включилась в дискуссию и Лиза. — Неопубликованные белые стихи Шекспира?
— Вовсе нет. Эти стихи намного, намного старее. Их передают из уст в уста как народную поэзию.
— А на каком они языке? — спросил я.
— Этого я не знаю. Кроме того, должен признаться, я их вообще не понимаю. Язык всегда старше стихов.
— Подождите, подождите, — перебила нас Лиза. — Я ничего не понимаю из того, что вы рассказываете. Говорите помедленнее.
Хотя мы перешли на английский, я тоже ничего не понимал и спросил:
— Какой прок в стихах, которых не понимаешь?
— Но я и по-английски не понимаю, о чем вы говорите, — снова вмешалась Лиза. — Значит ли это, Теодор, что потенциальный покупатель, допустим я, тоже не понял бы их?
— И зачем покупать стихи, которые не понимаешь? — добавил и я, обращаясь к Теодору.
— Понимать и не надо. Важно, чтобы поняла жена купившего. Например, присутствующая здесь Лиза. Стихи, о которых я говорю, обладают вполне конкретной прикладной ценностью. И между прочим, ночью их ценность гораздо выше, чем днем. Если заплатишь, могу и тебе уступить какой-нибудь из них.
— На что он мне?
— Такое любому мужчине нужно. Да и женщине может пригодиться.
— Для чего же это? — заинтересовалась Лиза.
— Пока произносишь этот стих, язык делает такие движения, что при оральном сношении с женщиной вызывает у нее оргазм.
— Постой, постой, — разволновалась Лиза. — Что это он говорит?
— А может ли и женщина удовлетворить мужчину таким способом? — Я наконец-то вник в суть дела.
— Может, это я уже говорил, но сам не пробовал.
— Но женщины у тебя этот стих покупали? — спросила Лиза.
— Покупали, но реже, чем мужчины.
— И сколько ты с них берешь? — спросил я.
— Немного дешевле, как и в случае с тобой, если захочешь.
— Несмотря на то, что я не женщина?
— Не женщина, но зато мой школьный товарищ. И у тебя есть жена.
При этих словах Лиза обняла меня и шепнула мне в ухо:
— Купи мне, ну пожалуйста, купи мне!
— И во что бы мне это обошлось, если со скидкой?
— Обошлось бы в пару тысяч евриков.
— Две тысячи евро за один стих?
— Это вообще недорого, с учетом их действия. И имей в виду, это, как я сказал, специальная цена, только для тебя. Другим — дороже. Ну, по рукам?
— Спасибо, нет. Ты как мой школьный товарищ мог бы мне это чудо уступить и бесплатно. Шепни на ухо — и готово!
— Не может быть и речи, даже не мечтай.
— Признавайся, это розыгрыш.
— Разумеется, розыгрыш. На самом деле все гораздо эффективнее. Если женщина шепнет тебе это заклинание в момент поцелуя, это значит, что она хочет иметь от тебя ребенка и что она его обязательно зачнет. Это заклинание называется «Улыбка Кибелы», а ты — хочешь верь, хочешь не верь.
— Купи! Купи мне «Улыбку Кибелы»! — опять ворвалась в наш разговор Лиза Свифт, но я отвечал на ее мольбы молчанием.
Тут Теодор резко сменил тему.
— А чем ты сейчас занимаешься? По-прежнему пишешь романы? — спросил он меня.
— Разумеется, пишу романы, и ты это прекрасно знаешь.
— Я должен тебе кое-что сказать. Раньше твои книги были лучше.
— Пусть это тебя не волнует. Нечто подобное говорили и Байрону.
— Что говорили Байрону? — пожелала узнать Лиза.
— Венецианцы уже столетиями говорят о своем городе, что раньше он был лучше. В начале девятнадцатого века кто-то из них сказал это Байрону. А он ответил: пусть вас это не волнует, сейчас Венеция прекрасна по-новому.
— В твоих книгах я ничего не понимаю.
— А зачем там что-то понимать? Мои книги как шведский стол. Берешь что хочешь и сколько хочешь, с какой стороны стола ни начнешь. Я предложил тебе свободу выбора, а ты растерялся и от изобилия, и от свободы, как буриданов осел, который издох между двумя охапками сена, оттого что не мог решить, с какой начать.