Шея сильно затекла и теперь от каждого движения простреливала тупой болью. А правая нога настолько онемела от неудобной позы, что пришлось потратить минуты три, чтобы хоть как-то разработать её.
Когда тело пришло в опорно-двигательную норму, я спустилась в подвал.
В небольшом, заваленном всяким хламом помещении, я каким-то чудом нашла лопату и пару больших тканевых мешков.
Перетащив все тела на задний двор дома и выкопав две большие и одну поменьше ямы, аккуратно скинула их вниз. Нужно было что-то сказать перед тем, как довести дело до конца, да вот только я не знала, что говорить. Эти люди мне незнакомы и никакой скорби я не ощущала, только сожаление и пустоту. Такое происходит каждый день за исключением, что не так часто ты можешь встретить заражённого ребёнка. Это сбивает с твёрдой почвы чуть сильнее, нежели гибель взрослого человека.
Тяжело выдохнув, загребла первую порцию земли.
Осмотрев каждый угол дома на предмет чего-то полезного, обнаружила лишь пару консервных банок с ананасами. Конечно, будь это тушёнка, то радости от найденного клада было бы намного больше. А так придётся довольствоваться тем, что есть.
Отправилась дальше я на рассвете. Мне казалось, что я и так потратила много времени в том доме, поэтому ждать, пока совсем станет светло, не собиралась.
Позади остался второй и третий город, а также четыре блокпоста. Периодически были слышны крики военных и выстрелы. Видимо, где-то недалеко от меня шла усиленная зачистка территории.
Спрыгнув с забора, который преграждал путь, я оказалась в каменистой местности. В этой части заброшенной зоны было много скал и лишь местами встречались пушистые ели и высокие сосны.
Пробираясь через сугробы снега, я внимательно всматривалась в горизонт. Вокруг стояла подозрительная тишина или это уже была моя паранойя, искать во всём какой-то подвох. Но лучше так, чем оказаться с пробитой головой или быть сожранной очередной тварью.
Когда ты остаёшься один, то твои мысли всегда будут о доме. Там, где ты провёл свои самые счастливые моменты жизни. Там, где было спокойно и тепло. А затем приходишь к реальности, думая о том, как ты мог допустить всё это? В какое мгновение твоей жизни всё сорвалось с обрыва? Кто-то скажет, что это было предрешено судьбой, а кто-то, что это просто нелепая случайность, которая привела тебя сюда. Но это слишком глупо. Глупо считать, что в этой жизни от тебя ничего не зависит. Может судьба и существует, может она и правда диктует тебе свои правила, но она никогда не подчинит себе тебя. Она не сделает за тебя выбор. Это будет лишь твоим решением, с которым тебе придётся жить до конца твоих дней. А ей останется лишь написать его последствия, как искусный летописец, выводя каждую букву этой истории.
Забредая мыслями всё дальше, я не заметила, как моё одиночество нарушили.
Из-за скалы на меня смотрели большие глаза лесного оленя. Потеряв через некоторое время ко мне интерес, он собирался направиться вглубь леса, но не успел сделать и пару шагов, как рухнул на землю с торчащим в боку топором.
Замерев на секунду, я прижалась спиной к ближайшей скале.
* * *
Группа людей с гладковыбритыми головами и одетые в шкуры животных показались из укрытия. В руках у них были самодельные биты с гвоздями и внушающего размера ломы. Они были похожи на дикарей.
Самый грузный из них вышел вперёд и одним ударом добил трепыхающиеся тело оленя. Сказав что-то на неизвестном мне языке, он вырвал топор из груди жертвы. Я узнала его.
Это тот же мужчина, что был тогда на дороге. Со шрамированным рисунком на голове и бусами из зубов на шее.
В следующее мгновение я услышала отчаянный крик, который был больше похож на мольбу.
Рядом с тушей животного сбросили тело парня. Он захлёбывался слезами, и всхлипывая просил о пощаде.
– Paenitentiam propter peccata vestra[1], – произнёс главарь группы.
– Не надо… я ничего не сделал… прошу вас, – продолжал свою мольбу парень.
– Paenitentiam propter peccata vestra! – чуть нетерпимее произнёс мужчина.
– Пожалуйста… – рыдания стали душить парня.
Не выдержав, мужчина наотмашь влепил ему пощёчину.
– Paenitentiam propter peccata vestra! – зарычал он.
– Perficiendum, cum eum[2], – громко сказал невысокий парень из группы.
Ещё один участник перекинул верёвку через ветку ближайшего дерева. Это была женщина. У неё так же побрита голова и виднелся шрам на затылке.
Забыв, как дышать, я наблюдала за происходящим, не осмеливаясь двигаться.
Видимо, не добившись от парня какого-то определённого действия, они раздели его по пояс и главный со шрамированным рисунок на голове стал что-то высекать ножом на животе бедолаги.