– Не впервой.
– А вот те любители людей вешать, как раз братство Матери. Тебе очень повезло, что я первая нашла тебя. Эти ловушки их рук дело.
– Кроме как людей вешать и языки отрезать они на большее неспособны.
– На твоём месте я бы так не говорила. Ты не знаешь, на что способны эти дикари.
Решив оставить эти слова без комментария, я спросила:
– На каком языке они говорили?
– Латынь. Мёртвый язык…
Как только Кейтлин договорила, недалеко от нас раздался дикий рокот.
– Лучше поспешить.
* * *
Небольшая пещера в скале, которая была так удачно замаскирована пушистой елью, это единственный наш ночлег на сегодня.
На улице начала свирепствовать метель, и вой ветра всё пытался проникнуть внутрь.
Быстро соорудив костёр из сухих веток, Кейтлин сушила остальную часть, прокручивая их над пламенем. Её задумчивый вид и то, как она старательно занималась своим делом, давало понять, что сейчас она мыслями очень далеко.
– Как ты получила этот шрам? – указав ножом на свою щёку, продолжила точить колья из дерева.
Кейтлин отмерла и перевела на меня непонимающий взгляд.
– Тебе какое дело?
– Тишина угнетает.
– Зацепили ножом, – подобрав тушку белки, она начала освежевать её.
– Надеюсь, это был кто-то из похищенных вами людей.
На мгновение прекратив своё занятие, она вскинула на меня гневный взгляд.
– Не нужно делать вид, будто ты знаешь меня! – процедила сквозь зубы Кейтлин.
– А я и не делаю.
– Послушай, подругами нам с тобой не быть, это и слепому понятно, но не нужно донимать меня глупыми вопросами и кидать всяческие беспочвенные обвинения.
Не сдерживая смеха, я произнесла:
– Беспочвенные? Ты хоть себя послушай… Хотя кому я это говорю. Закрыли тему.
Около пяти минут стояла глухая тишина, затем Кейтлин её нарушила:
– Я не была в восторге от того, чем занималась моя мать. Но у меня никого не осталось кроме неё… То есть до определённого времени. Вот теперь не стало даже её.
Это признание стало неожиданностью, и я подняла на неё свой взгляд.
Она не мигая смотрела в одну точку. Словно погружаясь в воспоминания, на мгновение забыла, где находится.
– Я наверно просто боялась потерять и её, поэтому думать о морали происходящего не стала, – она продолжила говорить, будто этот монолог был только для неё. – Мне казалось, если я буду с ней заодно, всё будет также как раньше, когда с нами был отец. Она начнёт снова улыбаться и смотреть на меня никак на инструмент достижения цели.
Я не любила, когда люди начинали обнажать передо мной душу. Особенно те, кого я презирала. Это означает соучастие в помощи. Даже если не скажешь ни слова, ты всё равно окажешь помощь в роли слушателя. И затем твоя моральная сторона потребует что-нибудь сказать, как-то утешить, ведь сейчас этому человеку может быть хуже чем тебе.
Не желая больше в этом участвовать, я сказала:
– Тебя всё равно это не оправдывает. Так что мне не интересны твои душевные терзания.
– А ты умеешь оказывать поддержку.
Ничего не ответив, я продолжила своё нехитрое дело.
Когда от ужина остались одни кости, а костёр медленно тлел, я приняла удобную сидячую позу для сна. Заведя под правую ногу нож, вторую руку положила на кобуру, где лежал пистолет. Это не паранойя, это меры предосторожности.
Конечно, я не думаю, что Кейтлин причинит мне вред, но и быть неготовой весьма опрометчивое решение.
Прикрыв глаза, я на мгновение забыла, что нахожусь здесь не одна.
– Каково это?
– Что именно? – продолжая сидеть с закрытыми глазами, устало спросила я.
– Застрелить собственного брата, – она произнесла это будничным тоном, словно в этой фразе ничего особенного нет.
Не сказать, что я удивлена или застигнута врасплох. Этот вопрос задавали мне многие. Только другие это делали молча, глазами. Она же первая кто произнёс его вслух.
Открыв глаза, я посмотрела на неё.
Кейтлин сидела, поджав одну ногу к себе, а другую вытянув на земле, касаясь носком углей. В руке она держала флягу и по тому, как её лицо морщилось каждый раз при новом глотке, можно смело предположить, что там не вода.
– Паршиво, – это единственное, что вышло из моих уст.
– Будешь? – она протянула в мою сторону флягу.
– Нет, спасибо.
Алкоголь затуманивает разум, замедляет реакцию, а я не в том месте сейчас, где это допустимо.
– Знаешь, когда ты обрекаешь на смерть незнакомых тебе людей, ты испытываешь некую досаду, тебе становится их жаль. Ведь они не виноваты в драме твоей жизни, – пьяный смешок, за ним нелепая икота и вот её голос переходит на серьёзную ноту. – Но ты быстро забываешь про это, потому что привыкла, потому что так нужно. Ты выбираешь между моралью и семьёй. И, конечно, в моём случае выиграла семья. Так почему у тебя сработала мораль?