«Иной раз столкнешься – в мемуарах ли, в ученых ли книгах – с дежурными сетованиями на то, что молодой советской эстраде (опере, оперетте, цирку и т. д.) достались в наследство лишь рутина и пошлость, и подумаешь: полноте! Да как же не стыдно такое писать!
Пожалуй, когда речь заходит о наследии русской литературы, музыки, живописи, подобных перлов уже не встретишь. Да и понятно: произведения живут и говорят сами за себя. Что же касается сценического искусства, тем более эстрады, то здесь о качестве судить трудно.
Как бы то ни было, сводить наследие эстрады к полупорнографии, к куплетам и скетчам на потребу обывателя – это значит фальсифицировать не только дореволюционную, но и послереволюционную историю этого искусства. Я намеренно не называю здесь имен многих выдающихся эстрадных артистов прошлого, потому что имею в виду общий уровень профессиональной культуры, достаточно высокий для того, чтобы мы не начинали с нуля…
Именно опытные артисты – работавшие еще в балиевской «Летучей мыши» и кугелевском «Кривом зеркале», да и более молодые, успевшие в двадцатые годы пройти школу изобретательного и остроумного Давида Гутмана в Ленинградском театре сатиры, – именно они способствовали становлению нашего театра синтетического актера. Актера, который должен уметь (в идеале, конечно) и легко вести диалог, и петь, и танцевать, и фокусы показывать, и конферировать. Актера, чья профессиональная техника позволяет ему вызывать зрительское доверие, без которой (вот что главное) не может быть выразительным его общественный темперамент…»
Отталкиваясь от этих слов, можно смело сказать, что советская юмористика была в какой-то мере продолжательницей своей предшественницы – юмористики дореволюционной. Взяв из нее все самое лучшее, она сумела не только стать с ней вровень, но и во многом обогнать ее. Увы, но про постсоветскую юмористику этого уже не скажешь, поскольку с ней произошло диаметрально противоположное – она так и не сумела стать продолжательницей лучших советских традиций. Видимо, потому, что, во-первых, пошла на поводу у обывательских вкусов, во-вторых – стала копировать западные аналоги, которые достаточно примитивны. Впрочем, обо всем этом у нас будет время поговорить чуть ниже, а пока вернемся к событиям конца 30-х.
Ленинградский театр эстрады и миниатюр был открыт 6 сентября 1939 года. На его аббревиатуре значилось – МХЭТ (Малый Художественный Эстрадный Театр). Аркадий Райкин был зачислен в его штат с первого же дня и исполнял в нем две роли: был конферансье и играл сценки «Песенка шарманщика» (с Константином Гибшманом) и «Путаница» (с тем же Гибшманом и Ольгой Малоземовой). Отметим, что последняя проработает с Райкиным почти полвека, став вместе с ним старейшей работницей Театра миниатюр. Они даже из жизни уйдут почти одновременно: Райкин в декабре 1987 года, а Малоземова – полгода спустя.
Вспоминает О. Малоземова: «Первое знакомство с Аркадием Райкиным состоялось в сезон 1937/38 года. Ленинградский Дом работников искусств. После одной из репетиций с Михаилом Розановым очередного номера для эстрады ко мне подошел приятный скромный молодой человек и сказал:
– Разрешите познакомиться с вами, я вас знаю, видел на сцене, вы – Малоземова?
– Да, – сказала я.
– А я – Райкин, Аркадий, давайте работать вместе, мне хотелось бы играть с вами.
У него был такой юный вид! Я уже слышала о нем хорошие отзывы, о чем не преминула ему сказать тут же. Но, подумав и представив себе моих партнеров: Копьева Льва Николаевича, Розанова Михаила, Виталия Доронина и Костю Сорокина – а все они были старше его, – я, слегка растерявшись и смутившись, ответила:
– Вы знаете, мне еще не хочется играть вашу маму.
И все же через некоторое время мы с ним встретились на сцене Харьковского театра миниатюр, где мы с Сорокиным и Дорониным играли пьесу Нестора Сурина и Владимира Вознесенского «Сентиментальная повесть», а Аркадий читал монолог об «авоське» (авось что-нибудь дадут), за который позднее он получил лауреатство на первом конкурсе артистов эстрады…»
Кроме Райкина, Гибшмана и Малоземовой в дебютной программе были также задействованы: певица З. Рождественская, эквилибристы А. и Р. Славские, трио Кастелио, Евгений Деммени с куклами (пародии), Николай Смирнов-Сокольский с фельетоном «На все Каспийское море» и др.
Между тем Райкин отыграл всего несколько недель, после чего в октябре отправился в Москву, где в Колонном зале Дома союзов проходил I Всесоюзный конкурс артистов эстрады, который опять же был задуман в русле той «оттепельной» политики, которая проводилась тогда в стране. И снова отметим: среди членов жюри конкурса было много соплеменников нашего героя (Исаак Дунаевский – председатель жюри, Леонид Утесов (заместитель председателя), Евгений Бермонт, Ирма Яунзен, Давид Гутман, Владимир Типот, Виктор Ардов и др.), а среди артистов их было больше половины. Например, соперниками Райкина (он выступал в речевом жанре) в финале были два его соплеменника (Николай Эфрос и Анна Гузик), а также двое русских (Мария Миронова и Петр Ярославцев).