Её губы предательски задрожали.
— Реви в другом месте, — устало произнес он, отворачиваясь. — У меня и так голова болит после истерики матери, ещё тебя не хватало.
— Почему ты так?! — выдохнула она вместе со всхлипом и брызнувшими слезами. — Я тебе ничего плохого не сделала! Почему ты ненавидишь меня?!
Парень молчал, не глядя на неё, а она разрыдалась, закрыв лицо руками. Её переполняла обида. Она так испугалась, когда узнала, что его ранили. Всю дорогу сюда она молилась, чтобы он не умер. Воспоминание о смерти матери было еще очень свежо и, несмотря на то, что Рик плохо относился к ней, она не хотела, чтобы с ним что-то случилось. Его семья дала ей понять, что она не одинока, и все, кроме Рика, относились к ней как к своей, и Мия любила его также, как и Бена, и каждый раз расстраивалась, когда он отвергал её, будь то просто разговор или совместная игра. Подумав, что её слезы его только развеселят, она заставила себя успокоится и утерла мокрое лицо рукавом. Рик все еще не глядел на неё, но его лицо приняло странное выражение. Презрение, смешанное со страданием.
— Я р-рада, что с тобой все х-хорошо, — проговорила она с трудом, все еще заикаясь и собираясь уходить. — Я н-надеюсь и буду м-молиться, чтобы ты быстро поп-п-равился.
— Ты врешь…
Он наконец посмотрел на неё. По свободной от бинтов щеке Рик скатилась одинокая слеза, а его подбородок дрожал. В этот миг ей стало так жалко его. Хотелось сделать что-то от чего ему бы стало легче. Хотелось показать ему, что она говорит правду, что она правда беспокоится за него. Шмыгая носом, она подошла ближе, глядя себе под ноги. Встав рядом с изголовьем, она несколько секунд набиралась храбрости, а затем наклонилась и легонечко дотронулась губами его здоровой щеки. Миг, и она уже выпрямилась, отскакивая от кровати, и ожидая новой порции гадостей, перевела взгляд на пол. Но Рик молчал. Спустя несколько томительных секунд тишины, Мия решилась поднять глаза. Их взгляды встретились, и Мия приросла к месту. От взгляда Рика ей стало не по себе. Но в хорошем смысле. В его глазах больше не было злобы, а было что-то другое, чему не было определения, что заставляло её ладони потеть, а сердце нестись вскачь.
Вдруг в палату вернулась Эйлин, и Мия вздрогнула от неожиданности, разорвав зрительный контакт. Почему-то стало стыдно. Мия стремительно развернулась и быстро вышла из помещения, прикладывая к горящим щекам ладони, чувствуя затылком его пристальный взгляд.
В нос ударил омерзительный запах. С трудом открыв глаза, Мия обнаружила над собой лицо коронера в руке которого был кусок ваты.
Глава четвёртая
Чикаго, 21 октября, 16:00
Забрав свой скудный багаж, Бен прямиком направился к телефонам-автоматам. У него, конечно, был мобильный, но за несколько лет службы он практически им не пользовался, и сейчас тот, разряженный, покоился в кармане штанов.
Его сердце ускорило темп, пока он нажимал стертые кнопки общественного телефона, набирая номер Мии. Он уже разговаривал с ней перед тем, как вылететь в Штаты. Ну точнее он говорил, а она лишь мычала в трубку. Ведь, когда он звонил, у неё была глубокая ночь. Сейчас разговор обещал быть более осмысленным, и он наконец-то услышит её голос впервые за долгое время. Он старался не звонить Домой, предпочитая по-старинке переписку. А если и звонил, то только матери и еще реже Рику.
Рик.
Теперь Бен горько жалел, что не звонил брату, когда была возможность. Он уже никогда не услышит его голоса.
После третьего гудка в трубке послышалось приглушенное «алло».
— Мия. Это я, — произнес он, глядя на фото девушки в шапочке выпускника, где она с улыбкой до ушей обнимает их обоих, но все-таки больше Рика, именно к нему она стоит совсем немного ближе.
— Бен! — воскликнула она. Её голос был хриплым, но несмотря на это вышло всё равно радостно. — Ты уже в Штатах? Боже, как я рада тебя слышать!
— Да, в Чикаго, — ответил он, слегка улыбнувшись, скорбь не могла заставить его не наслаждаться звучанием её голоса. — Приземлился полчаса назад.
Он помолчал секунду, а затем спросил:
— Что насчет похорон? Где его будут хоронить?
Собственные произнесенные вслух слова разрывали на части, будто бы теперь, когда он спросил, они в отличие от мыслей приобрели вес и сделали все реальнее. Но он должен был спросить, чтобы знать, что делать дальше.