«Тихон стоит во главе этого мятежа рабовладельцев».
Весной 1922 года «поединок» между Лениным и патриархом вновь стал открытым и явным. Власти приняли решение в связи с голодом в Поволжье изъять церковные ценности (которые еще ранее были объявлены народным достоянием). Патриарх не счел возможным промолчать. В своем воззвании от 28 февраля он написал: «С точки зрения Церкви подобный акт является актом святотатства… Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, освященных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской Церкви и карается ею, как святотатство, мирян — отлучением от нее, священнослужителей — извержением из сана».
После столь решительного послания изъятие ценностей уже не могло пройти вполне гладко. В городе Шуя верующие ударили в набат, отогнали от храма комиссию по изъятию ценностей и конную милицию. Против восставших бросили армию — в столкновениях пострадали более 40 человек, в том числе 16 верующих и 26 красноармейцев. Среди толпы были раненые и четверо убитых. Стычки и драки между верующими и представителями властей происходили и в других местах. По некоторым подсчетам, всего за год случилось 1414 таких стычек…
19 марта Ленин продиктовал свое знаменитое секретное письмо по поводу событий в Шуе. Из происшедшего Ленин делал вывод: «Совершенно ясно, что черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение… Я думаю, что здесь наш противник делает громадную стратегическую ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна». Напротив, большевики имеют 99 шансов из 100 выиграть это сражение. Глава Совнаркома категорически заявлял: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления». «Все соображения указывают на то, что позже сделать нам этого не удастся». Никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст властям необходимого сочувствия широких крестьянских масс.
Такое рассуждение — «надо извлечь пользу из голода» — может показаться шокирующим на современный взгляд. Но оно было вполне в духе тех лет, когда даже в голоде и людоедстве умудрялись находить какую-то новую, небывалую грань свободы. Из очерка журналиста А. Васильковского: «В тяжко голодающем Саратове в кружке поэтов некая поэтесса читает стихи о том, как «вкусна человеческая ляжка», «как несравним студень из матери» и «как хорошо кушать человечину, когда стол накрыт вместо скатерти саваном»… Для тогдашнего умонастроения характерно, что почти никто из слушателей не стал осуждать эти стихи: в них увидели нечто передовое и свободолюбивое. «Только один старый журналист осмелился упрекнуть озорницу, и притом в очень умеренных и робких выражениях, в «некультурности»…»
Вернемся к ленинскому письму. Владимир Ильич ссылается на Никколо Макиавелли, не называя, впрочем, его по имени: «Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый кратчайший срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут». «Чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать».