Выбрать главу

Потом он завел себе другую собаку, рыжего шотландского сеттера-гордона, названную им Дженни, или попросту Женькой. «В.И. сам дрессировал своего сеттера, — писал М. Сильвин, — и, как человек системы, выписал даже для этого специальное руководство». Крупская вспоминала эту собаку — «прекрасного гордона… которую он выучил и поноску носить, и стойку делать, и всякой другой собачьей науке». Но самого Владимира Ильича его воспитанница не вполне устраивала. Он писал: «На куропаток нужна (осенью) хорошая собака, — моя же Дженни либо молода еще, либо плоха. Зимой куропаток больше ловят в «морды», вентера и петли»…

Неудивительно, что в фольклоре 70-х годов относительное благополучие ленинской ссылки отозвалось таким ядовитым анекдотом:

«Зима. Сибирь. Метель, темный вечер, по полю мчатся три тройки с бубенцами. На первой тройке — цыгане, песни поют, веселятся. На второй — женщины, все в песцах, соболях, жизни радуются. Подлетают к постоялому двору, из третьих саней вылезает маленький мужичок в огромной шубе. Ему навстречу выбегает хозяин, с низким поклоном протягивает поднос. На подносе — хрустальный графинчик с водочкой, хрустальный бокальчик. Барин выпивает графин из горла и трактирщику по голове пустым графином — хрясь!

— За что, барин? — стонет трактирщик.

— Чтоб знал, подлец, не барин я, — Ленин, в ссылку еду».

Ленин как резчик по дереву. В ссылке Ленин увлекался и еще одним неожиданным занятием — вырезыванием шахматных фигурок. Н. Крупская писала родным: «Шахматы Володя режет из коры, обыкновенно по вечерам, когда уже окончательно «упишется». Иногда меня призывает на совет: какую голову соорудить королю или талию какую сделать королеве. У меня о шахматах представление самое слабое, лошадь путаю со слоном, но советы даю храбро, и шахматы выходят удивительные».

«Он затыкал уши». Радио в эпоху ленинской ссылки еще не существовало, и новости Ленин и его товарищи узнавали только из газет. «Газеты мы получали, — писал Кржижановский, — конечно, с громадным запозданием и сразу целыми пачками». Но Владимир Ильич и в этот хаос сумел внести стройный порядок. «В.И. ухитрялся систематизировать и чтение этих старых газет: он распределял их таким образом, что каждый день прочитывал только номера, соответствующие темпу запоздания, но именно приходящиеся только на определенный день. Выходило, что он каждый день получает газету, только с большим запаздыванием процесса получения. А когда я пытался портить этот газетный ритм, злонамеренно выхватывая сообщения позднейших номеров, он затыкал уши и яростно защищал преимущества своего метода».

Товарищи Ленина позднее поражались, как быстро он прочитывал целый ворох газет. Он объяснял свой метод: «Журналист должен уметь читать газеты по-особому. Нужно завести такой порядок: выбрать себе одну газету и в ней прочитать все наиболее важное, потом другие можно просмотреть легко и быстро. Из них берешь только то, что нужно для специальной работы».

«Музыкальные вечера» в Минусинске. Изредка ссыльные собирались вместе в Минусинске и устраивали «музыкальные вечера»: пели хором. Одним из «гвоздей» репертуара была тягучая украинская песня «Така ж ии доля, о Боже ж мий милый…». Ленин эту заунывную, меланхолическую песню терпеть не мог.

«Особую страстность, — вспоминал П. Лепешинский, — и бьющую ключом жизнь в наши вокальные увлечения вносит Владимир Ильич… Он входит в раж и начинает командовать:

— К черту «Такую ее долю», — выкрикивает он, — давайте зажарим «Смело, товарищи, в ногу».

И тотчас же… спешит затянуть своим хриплым и несколько фальшивым голоском, представляющим нечто среднее между баритоном, басом и тенором:

Смело, товарищи, в ногу, Духом окрепну в в борьбе…

И, когда ему кажется, что честная компания недостаточно отчетливо фразирует козырные места песенки, он, с разгоревшимися глазами, начинает энергично в такт размахивать кулаками, нетерпеливо притоптывать ногой и подчеркивает, в ущерб элементарным правилам гармонии, нравящиеся ему места напряжением своих голосовых средств, причем очень часто с повышением какой-нибудь ответственной ноты на полтона или даже на целый тон…» «Голос был громкий, — рассказывала Крупская, — но не крикливый, грудной. Баритон… Любил напевать и насвистывать. Любил песню тореадора».