«Дума — для зубров». Ленин выступал за участие большевиков в выборах в Третью и Четвертую Государственную думу. Многие левые большевики считали это ненужным и вредным занятием, — ведь в обеих Думах господствовали октябристы и черносотенцы. Но Ленин считал иначе. Большевики сумели провести несколько депутатов. В последней, Четвертой Думе они имели шесть мандатов и отдельную фракцию (хотя в 1914 году, после начала мировой войны, фракцию большевиков целиком арестовали и отправили на каторгу).
Бывший думский депутат Алексей Бадаев вспоминал, что Ленин сразу резко заявил ему: «Никаких законов, облегчающих положение рабочих, черносотенная Дума никогда не примет».
Позднее, уже после революции, выступая в бывшем зале заседаний Госдумы, Зиновьев рассказывал: «Тов. Ленин сумел обучить нескольких рабочих депутатов революционному парламентаризму… Простые питерские пролетарии (Бадаев и другие) приезжали к нам за границу и говорили: мы желаем заниматься серьезной законодательной работой; нам надо посоветоваться с вами насчет бюджета, обсудить такой-то законопроект, выработать такие-то подробные поправки к такому-то проекту кадетов и т. п. В ответ на это тов. Ленин искренно хохотал. А когда они, смущенные, спрашивали, в чем дело, т. Ленин отвечал Бадаеву: миляга, зачем тебе «бюджет», поправка, кадетский законопроект? Ты, чай, рабочий, а Дума — для зубров. Ты выйди и скажи навею Россию попросту про рабочую жизнь… Ты внеси им «законопроект» такой, что через три года мы вас, черносотенных помещиков, повесим на фонарях. Вот это будет настоящий «законопроект»… Такие уроки парламентаризма давал депутатам тов. Ленин. Сперва товарищ Бадаев и другие находили их странными. Вся думская обстановка давила на наших товарищей. Здесь, в этом зале Таврического дворца, где мы сейчас заседаем, все были в великолепных сюртуках, кругом сидели министры, а ему вдруг говорят такую вещь. Но потом наши депутаты усвоили уроки».
Рассказывали, что депутаты-большевики даже брали уроки у уличных мальчишек, обучаясь искусству оглушительно свистеть. В сущности, в громком «шиканье и свисте» на всю страну и заключалась их главная роль в Думе.
«Чего ради сытые гонят голодных на бойню?» По воспоминаниям Горького, в 1907 году в Лондоне Ленин говорил ему: «Может быть, мы, большевики, не будем поняты даже и массами, весьма вероятно, что нас передушат в самом начале нашего дела. Но это неважно! Буржуазный мир достиг состояния гнилостного брожения, он грозит отравить все и всех, — вот что важно».
Спустя несколько лет, когда на Балканах уже вспыхнула война, Ленин вспомнил этот разговор: «Видите, — я был прав! Началось разложение. Угроза отравиться трупным ядом теперь должна быть ясна для всех, кто умеет смотреть на события прямыми глазами».
«Характерным жестом он сунул пальцы рук за жилет под мышками и, медленно шагая по тесной своей комнате, продолжал:
— Это — начало катастрофы. Мы еще увидим европейскую войну. Дикая резня будет. Неизбежно.
И, подойдя ко мне, он сказал, как бы с изумлением, с большой силой, но негромко:
— Нет, вы подумайте: чего ради сытые гонят голодных на бойню друг против друга? Можете вы указать преступление менее оправданное, более глупое?»
Впрочем, Ленин и верил, и не верил, что императоры решатся на такую самоубийственную глупость, как европейская война. «Война Австрии с Россией, — замечал он в 1912 году, — была бы очень полезной для революции (по всей восточной Европе) штукой, но мало вероятия, чтобы Франц Иозеф и Николаша доставили нам сие удовольствие». «Наилучшие приветствия в связи с приближающейся революцией в России», — писал он по-английски Инессе Арманд в июле 1914 года.
«Если сравнительно небольшая война с Японией, — рассуждал Ленин, — происходившая на Дальнем Востоке, так всколыхнула массы, то нынешняя война, гораздо более серьезная, к тому же ведущаяся ближе к жизненным центрам России, не может не привести к революции».
Позднее он замечал, что в первой мировой войне старая Европа «загнила и лопнула… как вонючий нарыв». «Величайшей ложью было объявление войны из-за освобождения малых народностей. Оба хищника стоят, все так же кровожадно поглядывая друг на друга, а около немало задавленных малых народностей». «Миллионы людей погибли в этой бойне, миллионы людей остались искалеченными. Война стала всемирной, и все больше и больше стали возникать вопросы: зачем, во имя чего эти ненужные жертвы?» «Во всех странах призываются под ружье самые сильные, самые здоровые люди, губится самый цвет человечества… И за что? Да для того, чтобы один из этих стервятников стал победителем над другим…»