глупо с моей стороны. Простите. (Добродушно похлопывает его по плечу.)
Что поделаешь, туповат Джон Булль. А кроме того, слышать, как тебя
называют лицемером, - такую штуку трудно сразу переварить. Киган. Примите также во внимание, что я помешан. Нора. Ах, не надо так говорить, мистер Киган. Бродбент (тоном утешения). Что вы, что вы, мистер Киган. Немножко ирландской
чудаковатости, вот и все, правда? Ларри. Вы в самом деле помешаны, мистер Киган? Тетушка Джуди (шокирована). Ларри, ну можно ли такое спрашивать? Ларри. Мистер Киган не обидится. (Кигану.) Скажите, что это за история о
чернокожем, которого вы будто бы исповедовали на смертном одре? Киган. А что вы слышали? Ларри. Мне рассказывали, что, когда дьявол пришел за душой чернокожего
язычника, он снял вам голову и трижды ее повернул, а потом приставил
обратно. С тех пор голова у вас не в порядке. Нора (укоризненно). Ларри! Киган (невозмутимо). Это не совсем точно. (Становится серьезным; видно,
готовится сказать что-то значительное.)
Все невольно прислушиваются.
Мне сказали, что неподалеку умирает черный человек и никто не хочет к
нему подойти - все боятся. Когда я туда пошел, оказалось, что это
старик индус, и он поведал мне повесть о незаслуженных обидах, жестоких
неудачах, неумолимых ударах судьбы - одну из тех повестей, от которых
привычные слова утешения застывают на устах священника. Но этот человек
не жаловался на свои невзгоды. Он считал, что это возмездие за грехи,
совершенные им в предыдущей жизни. И, не услышав от меня ни слова
утешения, он умер с такой ясностью и спокойствием духа, какие я редко
видел даже у христиан, получавших от меня все потребные напутствия. А я
остался сидеть у его изголовья, и тогда мне открылась тайна этого мира. Бродбент. Блестящее доказательство того, какой свободой вероисповедания
пользуются индийские подданные Британской империи. Ларри. Без сомнения. Но можно нам узнать, в чем заключается тайна этого
мира? Киган. Совершенно очевидно, что наш мир - это место скорби и терзаний,
место, где процветает глупец, а мудрого преследуют и ненавидят; место,
где мужчины и женщины мучают друг друга во имя любви; где детей гнетут
и истязают во имя воспитания и родительского долга; где слабых телом
отравляют и увечат во имя исцеления, а слабых духом подвергают ужасной
пытке лишения свободы - не на часы, а на годы - во имя правосудия. Это
место, где люди согласны на самый тяжелый труд, лишь бы спастись от
невыносимой скуки своих развлечений; где дела милосердия творятся
руками наемников ради искупления душ развратников и тунеядцев. Моя
религия учит, что на свете есть только одно такое место ужаса и
страданья - это ад. А стало быть, наша земля и есть ад, и мы, как мне
это открыл старик индус, - а может быть, он был послан свыше, чтобы мне
это открыть,- мы находимся здесь, дабы искупить грехи, совершенные нами
в предыдущей жизни. Тетушка Джуди (испуганно). Господи помилуй, даже слушать страшно! Корнелий (вздыхая). Чудной этот наш мир, уж это верно. Бродбент. Это очень остроумная идея, мистер Киган, прямо блестящая; я бы ни
за что не додумался. Но мне кажется - если вы разрешите мне сказать,вы
не учитываете тот факт, что из описанных вами зол некоторые совершенно
необходимы для защиты общества, а другие находят поощрение лишь тогда,
когда у власти стоят консерваторы. Ларри. Вы сами, наверно, были консерватором в предыдущей жизни; вот за что
вы сюда попали. Бродбент (убежденно). Нет, Ларри, никогда. Никогда! Но, оставляя в стороне
политику, я нахожу, что наш мир не так уж плох, даже совсем уютное
местечко. Киган (глядя на него с кротким удивлением). Он вас удовлетворяет? Бродбент. Если не предъявлять к нему неразумных требований, то вполне. Я не
вижу в нем таких зол - кроме, конечно, связанных с самым естеством
жизни, - которых нельзя было бы устранить при помощи свободы
самоуправления и английских политических учреждений. Я говорю так не
потому, что я англичанин, а потому, что мне это подсказывает здравый
смысл. Киган. Вы чувствуете себя здесь дома, да? Бродбент. Конечно. А вы разве нет? Киган (из самой глубины души). Нет. Бродбент (победоносно). Попробуйте фосфорные пилюли Я всегда принимаю их при
умственном переутомлении. Хотите, я вам дам адрес, где их достать, на
Оксфорд-стрит? Киган (сдержанно, вставая). Мисс Дойл, меня опять одолевает бродячее
настроение. Вы не обидитесь, если я уйду? Тетушка Джуди. Да пожалуйста; ведь сказано раз навсегда: приходите и
уходите, когда вам вздумается. Киган. Мы окончим партию как-нибудь в другой раз, мисс Рейли. (Берет свою
палку и шляпу.) Нора. Нет. Я с вами больше не буду играть. (Смешивает фигуры на доске.) Я
была слишком дурной в предыдущей жизни, чтобы играть с таким хорошим
человеком, как вы. Тетушка Джуди (шепчет ей). Не надо об этом, дитя. Не напоминай ему. Киган (Норе). Когда я смотрю на вас, я начинаю думать, что, пожалуй,
Ирландия всего только чистилище. (Направляется к стеклянной двери.) Нора. Да ну вас! Бродбент (шепотом, Корнелию). Он имеет право голоса? Корнелий (кивает). О да. И еще пропасть народу будет голосовать так, как он
скажет. Киган (с мягкой серьезностью). Прощайте, мистер Бродбент. Вы заставили меня
призадуматься. Благодарю вас. Бродбент (страшно доволен; спешит к нему, чтобы пожать ему руку). Нет,
правда? Общение с английскими идеями стимулирует мысль, да? Киган. Мне никогда не прискучит вас слушать, сэр. Бродбент (из скромности протестуя). Ну что вы! Киган. Уверяю вас. Вы в высшей степени интересный человек. (Уходит.) Бродбент (в восторге). Какой приятный старик! Сколько здравого смысла, какая
широта суждений - даром что священник. Кстати, мне, пожалуй, надо
помыться. (Забирает пальто и фуражку и уходит во внутреннюю дверь.)
Нора возвращается на свое место у стола и складывает
доску для триктрака.
Тетушка Джуди. Киган сегодня совсем чудной. Видно, опять на него нашло. Корнелий (расстроен, с горечью). Он, может, и прав. Скверно что-то жить на