быть, даже моя жизнь будет в опасности. Ну что ж, к этому я готов. Тим. Не бойтесь, сэр. Мы умеем уважать храброго врага. Бродбент. Чего я боюсь - это что меня неправильно поймут. Мне кажется, тут
вы мне поможете. Когда я услышал, как вы говорили тогда, в Бермондсейе,
на митинге Национальной лиги, я сразу понял, что вы... Вы разрешите мне
быть откровенным? Тим. Не щадите меня, сэр, укажите мне мои недостатки, как мужчина мужчине...
Одного только я не терплю - это лести. Бродбент. Позвольте мне сказать так: я сразу увидел, что вы настоящий
ирландец, со всеми недостатками и достоинствами вашей расы:
опрометчивый, недальновидный, но храбрый и с добрым сердцем; навряд ли
хороший делец, но человек, одаренный красноречием и юмором, поклонник
свободы и истинный последователь нашего великого англичанина Гладстона. Тим. Не конфузьте меня, сэр. Совестно сидеть да слушать, как тебя в лицо
хвалят. Но насчет доброго сердца - это вот верно, это я признаю; такая
уж у нас слабость, у ирландцев. Последний шиллинг разделю с другом. Бродбент. Не сомневаюсь в этом, мистер Хаффиган. Тим (с внезапным порывом). А, черт! Зовите меня Тимом. Кто так говорит об
Ирландии, тот может меня как угодно называть. Дайте-ка сюда бутылочку.
(Наливает в свой стакан.) Бродбент (снисходительно улыбаясь). Ну, Тим, поедете со мной в Ирландию,
поможете растопить лед между мной и вашими славными простодушными
соотечественниками? Тим. С вами, сэр? Да хоть на Мадагаскар, хоть в Кохинхину. На Северный полюс
- и то с вами поеду, только уж, конечно, дорожные расходы на ваш счет,
а то у меня ни шиллинга, билет третьего класса купить не на что. Бродбент. Я это предусмотрел, Тим. Этот маленький вопрос мы разрешим
по-деловому, по-английски, а в остальном будьте ирландцем сколько вам
угодно. Вы поедете в качестве моего... вот уж не знаю, как это назвать.
Если назвать вас моим агентом, вас застрелят. Если назвать вас моим
управляющим, вас утопят в пруду. Секретарь у меня уже есть, и... Тим. Ну, так пускай он будет секретарь по внутренним делам, а я буду
секретарь по делам Ирландии. А? Бродбент (старательно смеется). Великолепно. Ваше ирландское остроумие
разрешило первую трудность. Теперь что касается жалованья... Тим. Жалованья? Да я бы и даром для вас все на свете сделал; только одежа у
меня такая, что вам стыдно будет со мной показаться; и пришлось бы мне
брать взаймы у ваших знакомых, а это против моих правил. Но больше чем
сто фунтов в год я ни за что не возьму, хоть режьте. (Бросает на
Бродбента беспокойный и хитрый взгляд, стараясь определить, не хватил
ли он через край.) Бродбент. Если это вас удовлетворит... Тим (совершенно успокоенный). Почему же не удовлетворит? Сто в год - ведь
это двенадцать в месяц? Бродбент. Нет. Восемь фунтов шесть шиллингов и восемь пенсов. Тим. Ах, дьявольщина! А я должен пять фунтов посылать моей старушке матери в
Ирландию. Но все равно; я сказал сто - сто и будет, пусть хоть с голоду
подохну! Бродбент (с осторожностью делового человека). Скажем, двенадцать фунтов за
первый месяц. А дальше посмотрим. Тим. Вы настоящий джентльмен, сэр. Когда моя матушка протянет ноги, вы мне
сбавите пять фунтов, потому ваши денежки нечего зря транжирить и...
Приход компаньона Бродбента прерывает его речь. Мистеру
Лоренсу Дойлу тридцать шесть лет, у него холодные серые
глаза, нос с горбинкой, тонкие, нервные губы, критически
сдвинутые брови - умное лицо, которое в общем можно
назвать утонченным и красивым; но в нем ощущается
повышенная чувствительность и ироничность, резко
контрастирующая с полнокровным благодушием Бродбента.
Он входит уверенно, как к себе домой, но при виде чужого
человека тотчас сжимается и готов уйти; Бродбент
окликает его. Тогда он подходит ближе и останавливается
между собеседниками.
Дойл (отступая к двери). Вы заняты? Бродбент. Нет, нет, нисколько. Заходите. (Тиму.) Этот джентльмен - мой друг
и живет тут вместе со мной. Мой компаньон, мистер Дойл. (Дойлу.) А это
мой новый ирландский друг, мистер Тим Хаффиган. Тим (встает ему навстречу; с жаром). Горжусь, горжусь честью познакомиться с
другом мистера Бродбента. Доброе утречко, сэр! Добра - с утра, днем
удачи! Сердце радуется глядеть на вас обоих. Не часто встретишь два
таких образчика англо-саксонской расы. Бродбент (посмеиваясь). На этот раз промахнулись, Тим. Мистер Дойл - ваш
соотечественник.
Тим заметно смущен этим известием. Он тотчас умолкает,
словно бы уходит в свою скорлупу, как улитка в раковину,
и подозрительно косится на Дойла; личина разбитного
парня сползает с него, - видно, что Дойл внушает ему
панический страх.
Дойл (с холодным отвращением). Добрый вечер. (Отходит к камину и обращается
к Бродбенту, своим тоном бесцеремонно показывая Хаффигану, что его
присутствие нежелательно.) Вы скоро освободитесь? Тим (его ирландский акцент исчезает словно по волшебству; теперь он говорит,
как любой англичанин из низов, старающийся выражаться по-образованному;
и почему-то в его речи явственно слышится глазговское произношение).
Ну, мне пора. У меня свидание - важное свидание в Вест-Энде. Бродбент (встает). Так, значит, решено, вы едете со мной. Тим. Буду счастлив вас сопровождать, сэр. Бродбент. Но когда? Вы можете выехать сегодня с Паддингтонского вокзала? Мы
поедем через Милфорд Хэвен. Тим (колеблясь). Я... ммм... боюсь, я...
Дойл внезапно поворачивается и уходит в спальню, с
треском захлопывая за собой дверь, что окончательно
деморализует Тима. Бедняга готов удариться в слезы и
спасается от этого только тем, что снова прибегает к
своей роли бесшабашного ирландца. Он кидается к
Бродбенту, дрожащими пальцами хватает его за рукав и
излагает свою просьбу, изо всех сил подделываясь под
ирландский говор, но все это вполголоса - из страха,
что Дойл услышит и вернется.
Мистер Бродбент! Не срамите меня перед земляком. Слушайте, видите,