Давайте, и я вам не буду ни в чем признаваться, и вы мне тоже. Полное
доверие и никаких признаний - лучший способ избежать ссор. Нора. Не думайте, что это что-нибудь такое, чего я должна стыдиться. Бродбент. Я и не думаю. Нора. Никого больше не было возле меня, кого бы я могла полюбить; поэтому я
и оказалась такой дурочкой и вообразила, будто Ларри... Бродбент (сразу отметает эту возможность). О, Ларри! Из этого бы все равно
ничего не вышло. Вы не знаете Ларри так, как я его знаю, дорогая. Он
решительно не способен радоваться жизни; он не сумел бы сделать женщину
счастливой. Умен, как бес, но жизнь для него слишком низменна; он
никого и ничего не любит. Нора. В этом я убедилась. Бродбент. Ну конечно. Нет, дорогая, поверьте мне, это счастье для вас, что
вы с ним развязались. Вот! (Сгребает ее в охапку и прижимает к груди.)
Здесь вам будет гораздо лучше. Нора (привередничая, как истая ирландка). Не надо. Мне это не нравится. Бродбент (неукротимо). Привыкнете - и понравится. Не сердитесь на меня: это
непреодолимая потребность моей природы - время от времени кого-нибудь
потискать. А вам это полезно - у вас от этого разовьются мускулы и
фигура станет лучше. Нора. Ну-ну! Это такие манеры у вас в Англии? Вам не стыдно говорить о таких
вещах? Бродбент (теперь он окончательно разошелся). Ни капельки! Честное слово,
Нора, жизнь - великолепная штука! Пойдем погуляем, что тут сидеть в
душной комнатушке. Мне здесь тесно! Я жажду простора! Идем. Ну, раз,
два, три - поехали! (Подхватывает ее под руку и увлекает в сад, как
ураган сухой листочек.)
В тот же вечер, попозже, на холме возле большого камня
кузнечик снова наслаждается солнечным закатом. Но теперь
нет ни Кигана, который развлекал бы его беседой, ни
Патси Фарела, в которого он мог бы вселить страх. Он
поет в одиночестве, пока на холм не поднимаются рука об
руку Нора и Бродбент. Бродбент по-прежнему весел и
самоуверен; Нора же, почти в слезах, отворачивается от
него.
Бродбент (останавливается, вдыхая горный воздух). Ах! Прекрасный вид!
Отличное местечко! Самое подходящее для отеля и спортивной площадки.
Сюда мы приезжали бы играть в гольф. С пятницы до вторника, плата за
билет включается в стоимость пансиона... Знаешь, Нора, я этим займусь,
честное слово. (Смотрит на нее.) Что с тобой? Устала? Нора (не в силах удержать слезы). Никогда в жизни мне не было так стыдно. Бродбент (удивлен). Стыдно? Чего? Нора. Боже мой! Как ты мог таскать меня по всему городу и всем говорить, что
мы помолвлены, и знакомить меня с самыми последними людьми, и
позволять, чтобы они пожимали мне руку, и поощрять их бесцеремонность?
Не думала я дожить до такого срама - за руку здороваться с Дуланом
среди бела дня на главной улице Роскулена! Бродбент. Но, дорогая, ведь Дулан - трактирщик; в высшей степени влиятельный
человек. Кстати, я его спросил, будет ли его жена завтра дома. Он
сказал, что будет; так что завтра ты, пожалуйста, возьми машину и
поезжай к ней с визитом. Нора (в ужасе). Это чтобы я поехала к жене Дулана? Бродбент. Ну да, конечно; придется съездить ко всем их женам. Надо будет
достать списки избирателей. У кого нет права голоса, к тем, понятно,
незачем заезжать. Ты, Нора, настоящая находка для избирательной
кампании; ты тут считаешься богатой наследницей, им будет страшно
лестно, что ты приедешь. Тем более что раньше ты ведь никогда до них не
снисходила? Нора (возмущенно). Никогда! Бродбент. Нам теперь нельзя быть слишком гордыми и замкнутыми. Истинная
демократичность и внимание ко всем избирателям без различия классов!
Нет, до чего мне везет, а? Я женюсь на самой очаровательной женщине во
всей Ирландии, и оказывается, что ничего лучше я не мог придумать для
успеха избирательной кампании. Нора. И ты, значит, согласен, чтобы я всячески унижалась, лишь бы тебе
пройти в парламент? Бродбент (из него так и брызжет энергия). Подожди, вот увидишь, какая это
зажигательная штука - выборы! Сама все сделаешь, только бы я прошел. А
потом, разве тебе не приятно будет, когда люди станут говорить, что,
мол, Том Бродбент всем обязан жене, она его провела в парламент! А
может быть - почем знать?- и в кабинет министров, а, Нора? Нора. Видит бог, мне не жалко денег! Но опускаться до самого простого
люда... Бродбент. Для жены депутата, Нора, нет простых людей, если только они имеют
право голоса. Не огорчайся, дорогая. Тут ничего нет плохого, иначе
разве я бы тебе позволил? Самые порядочные люди так делают. Все так
делают. Нора (кусая губы, смотрит вниз с холма, нисколько не убежденная и все еще
расстроенная). Ну, тебе лучше знать, как там у вас делают в Англии.
Только я считаю, что они невысоко себя ценят. А теперь я пойду. Сюда
идут Ларри и мистер Киган, а я сейчас не могу с ними разговаривать. Бродбент. Подожди минутку и скажи что-нибудь любезное Кигану. Говорят, он
имеет не меньше влияния, чем сам отец Демпси. Нора. Плохо ты знаешь Питера Кигана. Он меня насквозь видит, как если бы я
была из стекла. Бродбент. А ему все равно будет приятно. Ведь человека подкупает не самая
лесть, а то, что ты считаешь его достойным лести. Только ты не подумай,
что я когда-нибудь кому-то льстил. Никогда в жизни. Пойду ему
навстречу. (Направляется вниз по тропинке, изображая на лице живую
радость, как при встрече с дорогим и особенно уважаемым другом.)
Нора вытирает глаза и уже хочет уйти, как вдруг Ларри
появляется на тропинке и подходит к ней.
Ларри. Нора. (Она оборачивается и молча смотрит на него. Он говорит тепло,
явно ища примирения). Когда я от тебя ушел, мне тоже стало тяжело, как
и тебе. Тогда я просто не знал, о чем говорить, и плел что придется,
только чтобы сгладить неловкость. С тех пор я успел подумать, и теперь
я знаю, что я должен был сказать. Я нарочно за этим вернулся. Нора. Ну, так ты опоздал. Тебе мало было, что я ждала восемнадцать лет, - ты
думал: пускай подождет еще денек. А вот и ошибся. Я помолвлена с твоим