сейчас владеет доброй половиной Роскулена. Дулан зависит от своих
поставщиков; а его поставщики - члены синдиката. А что до фермы
Хаффигана, и мельницы Дорана, и усадьбы мистера Дойла, и еще десятка
других, то не пройдет и месяца, как на все это у меня будут закладные. Киган. Но, простите, вы ведь не дадите им больше, чем стоит земля: и они
смогут вовремя выплачивать проценты. Бродбент. Ах, вы поэт, мистер Киган, а не деловой человек. Ларри. Мы дадим им в полтора раза больше, чем стоит земля; то есть больше
того, что они смогут за нее выручить. Бродбент. Вы забываете, сэр, что с нашим капиталом, с нашими знаниями, с
нашей организацией и, осмелюсь сказать, с нашими английскими деловыми
навыками мы сможем выручить десять фунтов там, где Хаффиган, при всем
своем трудолюбии, не выручит десяти шиллингов. А мельница Дорана - это
вообще устарелая чепуха; я поставлю там турбину для электрического
освещения. Ларри. Ну какой смысл давать таким людям землю? Они слишком беспомощны,
слишком бедны, слишком невежественны. Где им бороться с нами! Это все
равно, что подарить герцогство бродячему трубочисту. Бродбент. Да, мистер Киган. У этого края блестящее будущее - может быть,
индустриального центра, может быть, курорта; сейчас еще трудно сказать.
Но в этом будущем вашим Хаффиганам и Доранам нет места, беднягам! Киган. А может быть, у него совсем нет никакого будущего. Вы об этом
подумали? Бродбент. О нет, этого я не боюсь. Я верю в Ирландию, мистер Киган. Глубоко
верю. Киган. А мы - нет. У нас нет веры; только пустое бахвальство и пустая спесь
- и еще более пустые воспоминания и сожаленья. О да, вы имеете право
считать, что если у этой страны есть будущее, то оно принадлежит вам,
ибо наша вера умерла и наши сердца смирились и охладели. Остров
мечтателей, которые пробуждаются от своих мечтаний в ваших тюрьмах;
критиканов и трусов, которых вы покупаете и заставляете себе служить;
разбойников, которые помогают вам грабить нас, чтобы потом самим
разворовать то, что вы награбили. Бродбент (его раздражает такой неделовой взгляд на вещи). Да, да. Но,
знаете, то же самое можно сказать о любой стране. Суть не в этом, а в
том, что на свете есть только две вещи - успех и неуспех, и два сорта
людей - те, у кого есть деловая хватка, и те, у кого ее нет. И
совершенно неважно, ирландцы они или англичане. Я приберу ваш городишко
к рукам не потому, что я англичанин, а Хаффиган и компания - ирландцы,
а потому, что они простофили, а я знаю, как взяться за дело. Киган. А вы подумали о том, что будет с Хаффиганом? Ларри. Э, мы ему дадим какую-нибудь работу и платить будем, наверно, больше,
чем он сейчас выручает. Бродбент (с сомнением). Вы думаете? Нет, нет. Сейчас уже становится
невыгодно брать на работу людей старше сорока лет, даже в качестве
чернорабочих, а это, вероятно, единственное, на что Хаффиган способен.
Нет, пусть лучше уезжает в Америку или в колонии, бедный старик. Он
отработал свое, это сразу видно. Кяган. Бедная, обреченная душа, с такой дьявольской хитростью запертая в
невидимых стенах. Ларри. Неважно, что будет с Хаффиганом. Он все равно скоро умрет. Бродбент (шокирован). Ах, нет, Ларри. Не будьте таким бессердечным. Это
жестоко по отношению к Хаффигану. Не будем жестоки к потерпевшим
крушение. Ларри. Э! Какое это имеет значение, где окончит свои дни дряхлый,
бесполезный старик и есть ли у него миллион фунтов в банке или только
койка в работном доме. Идут в счет только молодые, способные люди.
Истинная трагедия Хаффигана в том, что юность его была растрачена
бесплодно, что ум его остался неразвитым, что он до тех пор возился со
свиньями и копался в грязи, пока сам не обратился в свинью и комок
грязи, а вместо души у него остался один скверный характер, от которого
нет житья ни ему самому, ни окружающим. Пусть умирает поскорей, а наше
дело позаботиться о том, чтобы у нас больше не было таких, как он.
Молодая Ирландия должна извлечь из этого урок, а не повод для еще новых
бесплодных сожалений. Пусть ваш синдикат... Бродбент. Ваш тоже, дружище. Вы ведь тоже, кажется, пайщик. Ларри. Хорошо, пусть будет мой. У нашего синдиката нет совести; все ваши
Хаффиганы, и Дуланы, и Дораны значат для него не больше, чем кучка
китайских кули. Он использует ваши патриотические бредни и вожделения,
чтобы получить над вами политический контроль в парламенте, и проделает
это с таким же цинизмом, как если бы закладывал кусочек сыра в
мышеловку. Он будет рассчитывать, и организовывать, и привлекать
капиталы, а вы будете трудиться на него, как муравьи, и утешаться тем,
что наймете на свои гроши какого-нибудь демагога или газетного писаку и
он тиснет в своей газетке статью или выдержку из речи, в которой будет
обличать нашу бессовестность и нашу тиранию и восхвалять ваш ирландский
героизм, - то есть поступите точь-в-точь, как Хаффиган, который
когда-то заплатил пенс колдунье, чтобы она навела порчу на корову Билли
Байрна. И в конце концов синдикат выколотит из вас дурь и вколотит в
вас немного энергии и здравого смысла. Бродбент (теряя терпение). Ларри! Почему не говорить просто о простых вещах,
без всех этих ирландских преувеличений и краснобайства? Наш синдикат
вполне респектабельная организация, в состав которой входят самые
уважаемые люди с солидным общественным положением. Мы возьмем Ирландию
в руки и, поставив все по-деловому, научим ирландцев деловитости и
самопомощи на основе здравых либеральных принципов. Вы согласны со
мной, мистер Киган? Киган. Сэр, я готов даже голосовать за вас. Бродбент (искренне тронутый, горячо пожимая ему руку). Вы в этом не
раскаетесь, мистер Киган, даю вам слово. Сюда потекут деньги; мы
повысим заработную плату, мы создадим здесь культурные учреждения
библиотеку, политехнические курсы - не дающие прав, конечно,
гимнастический зал, клуб для игры в крикет, может быть школу живописи.
Я обращу Роскулен в город-сад, а Круглую башню мы отделаем и