лет. Бродбент (сокрушенно). Ах да, понятно. (С чувством, строго.) Ларри, вы
отвратительно поступили с бедной девушкой. Дойл. Бог мой! Если б она только знала, что двое мужчин так о ней
разговаривают!.. Бродбент. Ее бы это оскорбило? Конечно, конечно. Нам должно быть стыдно,
Ларри. (Все более и более увлекаясь новой мыслью.) Знаете, у меня
предчувствие, что в мисс Рейли я найду женщину необыкновенную. Дойл (бросает на него острый взгляд). Вот как! Предчувствие у вас? Бродбент. Да. Есть что-то необычайно трогательное в истории этой прекрасной
девушки. Дойл. Прекрас... Ого! Да тут, пожалуй, есть выход для Норы! И для меня!
(Кричит.) Ходсон! Ходсон (появляясь в дверях). Вы меня звали, сэр? Дойл. Уложите мои вещи. Я еду в Ирландию вместе с мистером Бродбентом. Ходсон. Слушаю, сэр. (Удаляется в спальню.) Бродбент (хлопает Дойла по плечу). Благодарю, дружище! Благодарю вас!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Роскулен. С западной стороны, частично заслоняя
перспективу, поднимается каменистый склон, поросший
вереском. На склоне огромный камень, расположенный так
странно, как не могли его поместить никакие
естественные силы; можно подумать, он заброшен на склон
рукой великана. За склоном, в пустынной долине,
виднеется Круглая башня. Безлюдная белая дорога тянется
к западу мимо башни и теряется у подножия далеких гор.
Вечер; в ирландском небе широкие полосы
шелковисто-зеленого цвета. Садится солнце. Возле камня
стоит человек; у него лицо юного святого, хотя волосы
его белы и за плечами уже добрых пятьдесят лет жизни.
Погруженный в меланхолическое созерцание, он смотрит на
небо над холмами, словно надеется своим напряженным
взглядом проникнуть сквозь закатное сияние и различить
за ним улицы неба. Он одет в черное и по виду больше
похож на духовное лицо, чем многие современные
английские священники; однако он не носит пасторской
одежды. Его пробуждает от задумчивости стрекотание
какого-то насекомого, исходящее от кустика травы в
расщелине большого камня. Лицо его проясняется; он
осторожно поворачивается и, сняв шляпу, с важностью
кланяется кустику и заговаривает с насекомым на местном
наречии; чувствуется, однако, что это только шутливое
подражание простонародному говору, а не обычный его
способ выражения.
Человек. Ба, и ты тут, сударь мой кузнечик? Как живешь-можешь? Погодка
больно хороша, а? Кузнечик (быстро и пронзительно). Дзз... Дзз... Человек (поощрительно). Верно, верно. И ты, стало быть, пришел сюда
надрывать себе сердце, любуясь на закат"? Кузнечик (горестно). Дзз... Дзз... Дзз... Человек. Да, ты настоящий ирландский кузнечик. Кузнечик (громко). Дзз... Дзз... Дзз... Человек. Трижды "ура" в честь старой Ирландии? И это помогает тебе выносить
горе, и нищету, и муки? Кузнечик (жалобно). Дзз... Дзз... Человек. Все это зря, дружочек. Умей ты прыгать, как кенгуру, от своего
сердца все равно не упрыгнешь - от своего сердца и от своей тоски.
Отсюда можно только глядеть на небо, а достать его нельзя. Смотри!
(Показывает палкой на закат.) Ведь это врата небес, не правда ли? Кузнечик (утвердительно). Дзз... Дзз... Человек. Да ты и впрямь мудрый кузнечик, раз и это знаешь! Но скажи-ка мне,
мистер Мудрец не от мира сего, почему, когда мы видим небеса отверсты,
ты и я, сердце в нас корчится от муки, как дьявол корчится при виде
святой воды? В чем согрешил ты, что навлек на себя такое проклятье? Эй!
Куда ты прыгнул? Что это за манера кувыркаться в воздухе во время
исповеди? (Грозит кузнечику палкой.) Кузнечик (покаянно). Дзз... Человек (опуская палку). Ты раскаиваешься. Хорошо. Но больше этого не делай.
А теперь скажи мне еще одно, прежде чем я отпущу тебя домой спать. Как,
по-твоему, вот эта страна, где мы сейчас, что это такое - ад или
чистилище? Кузнечик. Дзз. Человек. Ад! Ты прав, честное слово! Но какой грех совершили мы с тобой,
когда были среди живых, что нас послали в ад? Кузнечик (пронзительно). Дзз... Дзз... Человек (кивая). Ты прав. Это щекотливый вопрос; и я не стану добиваться у
тебя ответа. Ну, а теперь марш отсюда! Кузнечик. Дзз... Дзз... (Высоко прыгает и исчезает.) Человек (махая палкой). Господь с тобой! (Идет мимо камня к вершине холма.)
Тотчас же из-за камня выбегает молодой крестьянский
парень с искаженным от страха лицом.
Парень (торопливо крестится несколько раз подряд). О господи помилуй! О
господи помилуй! О матерь божия и все святые угодники! Ой, пропал! (Вне
себя от ужаса, кричит.) Отец Киган! Отец Киган! Человек (оборачиваясь). Кто там? Что случилось? (Возвращается.)
Парень бросается перед ним на колени и обнимает его
ноги.
Патси Фарел! Что ты тут делаешь? Патси. Ой, ради бога, не бросайте меня тут одного с кузнечиком! Я слышал,
как он с вами разговаривал! Ой, спасите, отец Киган, родненький! Киган. Встань, глупый человек, встань! Неужели ты боишься крохотного
насекомого? Ведь я же шутил, будто с ним разговариваю! Патси. Ой, какие уж тут шутки, отец Киган, голубчик! Я своими ушами слышал,
как он трижды кричал "ура", а потом сказал, что он дьявол прямо из ада!
Ради бога, отец, проводите меня до дому; благословите меня, тогда он
меня не тронет. (Стонет от страха.) Киган. Что ты тут делал, Патси? Подслушивал? Шпионил за мной? Патси. Ой, нет, отец Киган, и не думал, боже меня сохрани! Я мистера Ларри
дожидался, пока он подъедет, чтоб вещи домой отнести. Да и заснул
ненароком. А потом проснулся, слышу - вы с кузнечиком разговариваете. И
его голосишко слышал, как он вам отвечал. Ох, что мне делать, ведь я
теперь умру до нового года! Правда, отец Киган? Киган. Стыдись, Патси! Неужели в этом твоя религия - дрожать перед
безобидным кузнечиком! Да будь он и вправду сам сатана, чего тебе
страшиться? Если б я мог его поймать, я бы наложил на тебя эпитимью
заставил тебя отнести его домой в твоей шапке! Патси. Коли вы не велите ему меня трогать, тогда я не боюсь, ваше