«Неужели же я как-то по-другому устроена. <> Неужели думать и чувствовать так с кровью и плотью неправильно. Неужели мир устроен совсем наоборот и как я могу тогда в нем существовать. <> что может этому помочь? – Мое здоровье (здоровая, она возьмется за вселяющий в Пастернака радость труд – и воздействует неестественностью своего завоевывающего труда, как эстетически воздействует трансвестит на хорошего здорового натурала?), мое присутствие (от которого едва избавились), улыбка (она была использована творчески, Жене в долготу дней был выдан титул „женщины с улыбкой взахлеб“, для интимного пользования эта улыбка не пригождалась), мольба (ну разве что это – пусть читает, если сил хватит – клин клином – Марину Цветаеву: „Мой милый, что тебе я сделала?“ – и прочее)».
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 344– 345. Кстати, этому письму предпослан комментарий (сына, естественно, Евгении Владимировны): «Обещанного письма от папы, которое он собирался написать сразу по приезде <> мы не получили (МЫ – или он что-то важное хотел написать ТОЛЬКО ЖЕНЕ?). По-видимому, на нем мама строила свои расчеты на будущее. Не дождавшись, она 1 ноября позвонила в Москву. Разговор шел о поездке в Париж, куда маму тянуло. Там в то время жил Роберт Рафаилович Фальк, ее любимый учитель по Вхутемасу».
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 344.
Кажется, здесь все-таки было не до тяги в Париж.
Пастернак пишет за границу поверх барьеров. Поверх непреодолимого барьера Зины, которая не пропустит на старое место Женю, и поверх непоколебимого возмущения благополучных и любящих заграничных родственников, которым запальчивым и восторженным – нереальным и несерьезным, поэтическим, пастернаковским – образом пытаются навязать навсегда, на полное содержание, на деликатное, не дай Бог обидеть или что-то ДАТЬ ПОНЯТЬ, обхождение – семью Бориса, которая, по его полному убеждению, заслуживала всего самого наилучшего.
«Папочка все еще надеялся, что родители и сестры возьмут на себя заботу обо мне и освободят от этого маму».
Там же. Стр. 344.
«Сдержанно-измученный и скрытно-отстраняющий тон» письма Жони – Пастернак все видит. Сначала он писал им так: «Я знаю, что дико, безбожно, неслыханно стеснил вас и – и. Ах, что тут сказать!»
БОРИС ПАСТЕРНАК. Письма к родителям и сестрам. Стр. 517. Они тоже посчитали, что – стеснил. Пусть не «дико», «безбожно» и «неслыханно», но они пожелали, чтобы обошлось без «и – (беспомощно-виноватый вздох и разведение руками) – и». Женю с Жененком отправили назад.
«Что я себе представляю в дальнейшем? Свободу, свободу, полнейшую свободу для Жени; свободу, которая будет впервые истинной большою связью моей с нею. Мне будет грустно без них обоих. <> Но с грустью разлуки я справлюсь».
БОРИС ПАСТЕРНАК. Письма к родителям и сестрам. Стр. 512.
Придумано не им: «свободна» – это формулировка признания свершившегося развода. Вершитель, как всегда, – мужчина. Пастернак пишет с чистотой и восторженным доверьем, но сути дела это не меняет.
Пастернак фантазирует на разные темы, в том числе о том, что Женя, может, и вернется (в Россию) – и все это тоже будет прекрасно. «Спустя какой-то промежуток, большой, вероятно, мы встретимся и, если Бог даст, полная (т.е. с Зиной) совместная жизнь потечет у нас по-новому».
Там же. Стр. 512.
«Зина спит (это декабрь 1931-го, письмо бедной Жене, Зина спит на кровати Пастернака – бывшей и Жениной – в комнате квартиросъемщиков Пастернаков на Волхонке). Она встала сегодня очень рано и отвела своих ребят в первый раз в детский сад (Бог с тем, что не нанято няни для ее „ребят“, Женю это не утешит) , потом, вернувшись, легла досыпать недоспанное».
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 357.
Что Жене думать? Может, недоспанного набралось так критически много не только из-за ребят? Женя ведь не может об этом не думать?
И это была она, Женя, которая относилась к Пастернаку как к «тому несчастному, уступчивому уроду и полуживотному, которое ты из меня делаешь, подчиняя своим собственническим инстинктам».
Там же. Стр. 190. Куда теперь ей деть свою принципиальность?
Пастернак женственен в истории с Женей – Зиной. Так ведут себя только женщины, когда они попадают в историю, где они могут выбирать. Как правило, это бывает с замужними, где и муж влюблен, и другой – гораздо более силен и к тому же хочет жениться. Различие женской и мужской ролей (в треугольниках с лишним мужчиной или с лишней женщиной) в том, что «второй» мужчина может расхотеть жениться, а «вторая» женщина может перестать быть такой любимой. Женщине страшно оказаться без второго брака, уже пожертвовав ему первым, а мужчине жалко лишиться такой сладкой игрушки – возможности страстно, самозабвенно любить. Желание сохранить и того, и другого – это самая характерная женская черта поведения в треугольнике. Пытаться сохранить обоих пробует почти каждая. Какое счастье, если это можно пытаться делать долго, оттягивая, погружаясь в сладостные подробности, очень тонко объяснять, почему все должны остаться вместе, как обогатится их внутренний мир и отношения в результате параллельного проживания двух линий супружеской жизни (это так и есть, но этого не бывает). И главное – непрерывно пощипывать упоминанием о сопернике: или нейтральным тоном (где, правда, невозможно поверить в простодушие – вот и у Пастернака Зина непрестанно то спит, то лежит, то только встала…), или – высший пилотаж – наивно-страстным.
Пастернак настойчиво пытается заставить Женю поверить именно в эту наивность, когда, письмо за письмом, пишет: «Зина удивительная», «Я так люблю Зину» и пр. Жене ясно и без этого, что Зину он любит, но ему важно писать – подробно, со сладостной точностью подобранными словами, – как именно. Это очень женская черта, женщины делают так, пока их не оборвут. Отец Пастернака обрывает его, Женя не может. Она надеется, что ласка его слога убаюкает его самого и он не сможет оторваться и от нее, Жени.