Щитовидная железа жени
Нина Берберова очень красива – стильна, с восточинкой, стройна, прожила долгую жизнь, писала на пикантные темы (масонство – в ее исследовании на пикантности все и закончилось, баронесса Будберг, Мура – женщина похотливого, лживого, знаменитого, несчастного, многосильного Горького – магнита для дамского внимания), была замужем за персонажем Серебряного века Ходасевичем, имела личные истории с Горьким и Буниным, а легенды из нее не получилось. Несомненное ее замужество дает твердое основание не сомневаться в ее недевственности. Ей – право гордиться тем же. Где она видела столько презираемых девственниц, или многолетне прекративших сексуальную жизнь особей, или даже гермафродитов? «На мгновение я отчетливо представляю себе, как у нее (Симоны де Бовуар) все обстоит внутри:расширенные вены, перебои сердца, раздутые органы, ленивые железы… » (БЕРБЕРОВА Н.Н. Курсив мой. Стр. 597.) «Яс отвращением смотрю на слюдяные глаза девственников, на слишком белые руки монахинь, мне неприятно думать о щитовидной железе старых дев и внутренней секреции аскетов».
Щитовидная железа, имеющая, как все железы, влияние на половую сферу (более опосредованное, конечно, чем некоторые другие), ничуть не менее аппетитна, чем подвергшаяся естественным возрастным изменениям любая другая при всяком другом, сексуально активном, допустим, образе жизни. Здоровые физиологические отправления сами по себе малопривлекательны все – ничуть не более, чем когда их здоровый характер разрушается болезнью, возрастом или эксцентричным образом жизни. Мода, ориентированная на молодость, красоту и здоровье, диктует нам, что старость отвратительна. Под конец жизни вхолостую работать щитовидной железе (повторим, что только И ЕЙ ТОЖЕ) пришлось даже, например, у Коко Шанель. «Любовь? К кому? К старому человеку – какой ужас. К молодому – какой стыд».
ЭДРИХ М. Загадочная Коко Шанель. Стр. 222.
В год расставания с Пастернаком Жене было тридцать два года. Даже не сосредотачиваясь чрезмерно на ее щитовидной железе, можно понять, что у нее был в жизни период, когда устроить женскую жизнь не было бы ни стыдом, ни ужасом. Общественно приемлемые нормы в отношении сексуального поведения были в те времена, как сказали бы сейчас, репрессивными – секса не было, и жаловаться по этому поводу не полагалось. Но имеющие аппетит справлялись с дефицитом в явочном порядке. Женя обошлась. Верни она Зину на свое место вовремя, добрая и веселая женщина Ольга Всеволодовна Ивинская все равно показала бы Пастернаку, чего он был лишен в боттичеллиевском браке.
«Пильняк сватался к маме, но она ему отказала».
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 388. Почему Женя не вышла замуж за Пильняка? Простейший психологический закон говорит о том, что в таких ситуациях первейшее средство, за которое инстинктом ухватится каждый, – новый брак. От этого не отказывается никто. Даже те, кто не ждет, что боль пройдет, если на нее подуть, все равно первым движением – пробуют. Так женился Николай Заболоцкий, когда его бросила жена.
«Нужно жениться. Немедленно. И так, чтобы об этом знали все. Он позвонил одной женщине, которую знал мало и поверхностно, и по телефону предложил ей выйти за него замуж. Она сразу согласилась».
ЧУКОВСКИЙ Н.К. Литературные воспоминания. Стр. 310.
Писательские будни. По всему миру писателям разъезжать не давали, по крайней мере с сознанием, что: «вот я разъезжаю по миру, я – в путешествии. И еще один раз в этом году буду, удалось и в прошлом». Разъезжали они чаще только по одной шестой части суши, странное дело – стараясь и здесь по мере сил и административных возможностей оказаться в группе, на совещании молодых писателей, на семинаре. Только это было сладостно. (Корнею Ивановичу Чуковскому – нет, но вот Женечка Пастернак, которую бросивший муж хотел лишить этих знаков состоявшейся жизни, – она знает, чего может лишиться)… «…сказали, между прочим, что в Тифлисе – Пильняк. Было уже 4 часа. Я до этой минуты не ел, не спал, не нашел пристанища. Все гостиницы были заняты, я истратил на носильщиков и извозчиков около 50 рублей <> – и надежд на номер почти никаких не было. От отчаяния пошел я в гостиницу „Ориант“ („Orient“) и спросил, не тут ли остановился Пильняк. „Тут, в правительственных комнатах“. Я пошел туда – и в обширной столовой увидел стол, накрытый яствами, – и за столом сидит сияющий улыбками Пильняк. <> – и Евгения Влад. ПАСТЕРНАК, б/ывшая/ жена Пастернака и др. (Пильняк ухаживал за Евгенией Владимировной, и в эту поездку взял ее с собой он – включил в состав делегации как ХУДОЖНИЦУ. „Женичка Пастернак“ радостно ассистировала на рабочих встречах, как секретарь комитета комсомола на партийных обкомовских конференциях.) Во главе стола сидел тамада Тициан ТАБИДЗЕ, осоловелый тучный человек, созданный природой для тамадантства.
Он тотчас же произнес тост за М.Б., за меня (причем помянул даже мою статью о Шевченко, даже мою книгу «От Чехова до наших дней»), и сейчас же Женичка побежала куда-то и устроила нас в своем номере «Орианта», а сама получила другой… »
ЧУКОВСКИЙК.И. Дневник. В 2-х томах. Т. 2 (1930—1969 гг.). Стр. 81.
«"Вы предлагаете мне стать вашей женой?" Он <>расхохотался <>. „Дорогая, – сказал он мягко, – отдавая должное вашему уму и потому не пытаясь предварительно соблазнить вас, я предлагаю вам стать моей любовницей!“»
МИТЧЕЛЛ М. Унесенные ветром.
Писатели будут, как в старом анекдоте про однолюбку, единственной любовью Евгении Владимировны, но – любовью платонической. В ней все социальные амбиции (разбитые слишком жестоко и слишком рано) и никакой физиологии. Чувственна в ней только ревность, и это другая, тяжкая песня.
Пастернак хлопочет о писательском санатории для Евгении Владимировны, лавируя между «для тебя неприемлема по отдаленности срока и длительности ожидания» (Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак. Переписка… Стр. 368) и «обречь себя, в смысле труда, на каторгу», естественно, на все лето, с Женей и его гувернанткой. Путевки добился только Жене, на месяц, Женю маленького пристроили уже на месте в какой-то детский сад. «Кормили там впроголодь, манными котлетами, в которых попадались щепки. Мы снимали какую-то комнату, выходившую в грязный двор с огромной открытой выгребной ямой. С утра мы торопились поскорее уйти в парк, где сидели на лавочке и читали…» (Там же. Стр. 372).
Но Евгении Владимировне в санатории нравится, она снова просит Пастернака: ей хочется пользоваться его заботой – она реальна, а реального между ними осталось уже не так много, ну и, кроме того, невозможно было бы не воспользоваться крохами барства, какие только можно было добыть в этой стране. Пастернак отчитывается перед сыном: «Мама телеграммою попросила меня похлопотать по телефону, чтобы вам продлили срок пребывания в санатории. Я мог только телеграфировать человеку, указанному мамой, потому что я не в городе… <> Не знаю, что получится из моей телеграфной просьбы, и не верю в ее удачу» (Там же. Стр. 375). Евгения Владимировна живет своими заботами – в писательском санатории ей хорошо – Жене-нок продолжает воспоминания: «Мы с трудом дождались конца санаторного срока. Возвращались в Москву кружным путем, поезда объезжали области, вымиравшие от голода и холеры… » (Там же. Стр. 375)
У Жени всегда так: то Пастернак, то брат Фейхтвангера, то Пильняк – все не то. Потом появляется дачный сторож, делает предложение, легко женится. Получив от завода комнату, исчезает бесследно.
Женя не давала Пастернаку права жить по своему усмотрению, поймала его за руку и не отпускала. Но режет по сердцу. За дело бьют собаку или для разгулки времени – смотреть не в удовольствие.
«Дожил я, можно сказать, и доработался, что о возможности жизни для себя и сына моя жена в моем присутствии должна говорить с посторонним… »
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 461—462. Скорее всего у Жени не вызвало сильного сочувствия описание страданий Зинаиды Николаевны, когда за свою жену заступается Пастернак. О ком-то другом, о другой женщине, Борис пишет Жене: «жена», и у нее нет права протестовать. Наверное, она до конца жизни не отдала своего права называться женой. То есть другая женщина спокойно взяла титул и пользовалась им законно – но Жене каждый раз приходилось делать страшное усилие, чтобы совместить это в голове: жена – это не она, это кто-то другой. Женя несколько раз в своей жизни лечилась в психиатрических клиниках, но не совсем понятно, как ей удавалось добиваться ремиссий.