«Полное собрание сочинений Бориса Пастернака». Том 6 – стихотворные переводы. (Предыдущий том – рецензии и предисловия, следующий – уже письма.) Переводов – стихотворных (он делал и прозаические?) – на один том, страниц в 600. Рядом у меня на полке стоит пятитомник – «Собрание переводов Пастернака». Ну, это объяснено: остальные переводы – на CD. Респектабельности не прибавляет, но все-таки на задворки выброшены не оригинальные тексты Пастернака.
Не бог весть как важно для восприятия Пастернака его письмо на ломаном английском (Берлину) – но другого Пастернака для нас ни у кого нет, а сына единственное о чем просили – дать проявиться. Он же жонглирует способностью к воспроизведению фамильной интонации.
Жененок считал за собой право судить о мировой литературе на основании своей крови. Что Илюша Толстой знал о Льве Толстом? Что, если бы он вырос смиренным, как Жененок, исследователем его творчества?
«Е.Б.: „…говорить о своем отце как о гениальном поэте несколько неловко“».
www.gzt.ru/culture/2004/03/16/012143.html Наоборот – смешно подразумевать саму возможность этой неловкости.
В академическом издании им отводили слишком незначительную роль: «мало места». В их семейном издании не то что их слишком много – это их дом, частная собственность, они имеют полное право занимать все комнаты, но не претендовать на то, что это «взрослое» полное собрание сочинений. Наверное, в фамильный особняк надо было впустить профессионалов, не боясь, что они что-то растащат.
В фантастическом томе «Воспоминания» основная масса комментариев – о персоналиях. Очевидно, минимум, на который мог бы рассчитывать читатель, тем более что один из составителей, Е.В. Пастернак, дипломированный филолог, что справки будут стандартизированы: хотя бы для всех – года жизни, (если неизвестно – отметить, чтобы не спросили строго), кто таков, если человек упоминается повторно – сделать соответствующую сноску. Ну и так далее. Содержание справки – исходя из контекста их упоминания в собрании сочинений. И наверное, они все-таки не должны быть смешными или нелепыми.
Елена Ефимовна Тагер и на стр. 796, и на 808 (скорее всего и еще где-нибудь пару раз), с датами жизни, и что она – «искусствовед». Елена Цезаревна Чуковская – без даты рождения, «кандидат химических наук». У некоторых дам даты рождения тоже не указаны, это понятно, но вот беда: у некоторых, таких же здравствующих и таких же дам, – указаны. Баронесса Мария Игнатьевна Будберг – «друг Горького», «переводчица». Ираклий Андроников – неизвестно кто. Николай Любимов – слава Богу, тоже переводчик. Даже упоминаются его труды: «"Дон Кихот", „Декамерон“ Боккаччо, „Гаргантюа и Пантагрюэль“, др.». «Др.» – это семь томов Пруста.
Про писателя Евгения Замятина нам сообщают только то, что он – это тот, кто, написав письмо на имя Сталина, смог эмигрировать (а уж чем в эмиграции занимался – бог весть), про Эммануила Манделя – слава Богу, большой список основных книг.
Е.Б. Пастернак ценит свои жизненные достижения – он кандидат технических наук – и уважительно внимателен к тем, чей кропотливый честный труд в близкой ему сфере был соответственно вознагражден.
Доброжелательные критики назвали бы это трогательной слабостью, но я доброжелательна только к Борису Пастернаку, и в комментариях его первого полного собрания сочинений мне кажутся неуместными педантичные упоминания об ученых степенях фигурантов комментариев, вне зависимости от того, имеет ли это какое-то значение для характеристики персонажа либо ситуации или нет. Вот примечания: «Мария Александровна Крашенинникова (1926—2003) – кандидат медицинских наук. Ирина Александровна Гулидова – биолог, кандидат наук».
ПАСТЕРНАК Б.Л. Полн. собр. соч. Т. 11. Стр. 814.
О чем это? О ситуации какой-то болезни Пастернака? Все медики и биологи. Вот сам комментируемый текст: «В начале февраля 1947 года Борис Леонидович позвонил в библиотеку и пригласил нас к М. В. Юдиной слушать чтение начала романа. Катя не могла или не захотела пойти, поэтому отправились втроем: ее младшая сестра Маша, наша приятельница Ирина Гулидова и я».
Там же. Т. 11. Стр. 540.
Какое значение для этого эпизода или для биографии Пастернака имеет тот факт, что Маша и Ирина выросли до кандидатов наук? В 1947 году они вряд ли уже обладали этим почетным званием, в силу возраста. Если бы их судьбы имели продолжение, важное для Пастернака или как всеобщее достояние: например, одна бы стала космо-навткой (как не написать о таком!), а другая вышла замуж за сына Пастернака (или за него самого) – тогда другое дело. В контексте воспоминаний Елены Берковской о Пастернаке могло быть интересно, например, то, стали ли Маша и Ира не кандидатами химических наук, а «балеринами» (помните: «покушались кругом и на Борю?»), своим поклонением Пастернаку отравляющими жизнь Зинаиды Николаевны. Если нет, то не о чем говорить (на страницах данного издания, естественно), – здесь тогда интересно только то, кем они доводились более близким людям из окружения Пастернака, кем были в тот период, когда общались с ним.
Катя Крашенинникова, которая принимала у Пастернака предсмертную исповедь для передачи священнику – она «кандидат химических наук»?
Пастернак находится в гостях у Чуковского, в обеденное время звать его домой приходит от Зинаиды Николаевны гонец: «… к нам робко приблизилась маленькая, миленькая, кудрявенькая, голубоглазенькая Люся П.».
ЧУКОВСКАЯЛ.К. Отрывки из дневника// ПАСТЕРНАК БЛ. Полн. собр. соч. Т. 11. Стр. 422. Кто такая? Тон Чуковской на что-то намекает. К имени есть примечание. Смотрим: имя и одно-единственное слово-определение – «художница». Все. И что нам такое примечание разъясняет? Какое нам дело до того, художницей эта «маленькая, миленькая» и пр. была или певицей? Что это объясняет? Круг знакомств Пастернака? Ну понятно, что он не только с доярками и ткачихами дружил. Известная какая-то художница, о которой нам не надо пространные примечания читать? Нет, просто так – художница и все. Иногда сообщают какие-то сведения одним словом – домработница, подруга, соседка, – это объясняет хотя бы приблизительный характер взаимоотношений; «художница» – не объясняет ничего. Судя по всему, Чуковская уже тогда знала, что ЛЮСЯ П. была наперсницей и подругой Ольги Ивинской – и вот втерлась в доверие и к Зинаиде Николаевне. Зинаиду Николаевну Чуковская терпеть не могла (за то, что та Ахматову «пропахшей нафталином» считала, что огород поливала и ничем, судя по всему, от такого же занятия Пастернака не отвращала, в пользу сочинения стихов, что была грубо и примитивно настроена просоветски), но миленький и маленький Фальстаф в юбке ее тоже возмущал. Кратко можно описать и эту ситуацию – единственную имеющую значение для комментирования данного текста.
В одном интервью Е.Б. дает доходчивое объяснение, чем академическое издание (которого заслужил Б.Л.) отличается от их семейного, уютного, как домашнее варенье, и только с чуточкой претензий – комментарии должны быть объемнее основного текста. Как все просто…
30 мая 2006 года, в день памяти Бориса Пастернака, на радио «Орфей» состоялась передача – концерт из произведений его любимых композиторов: Скрябина (реставрированные записи в исполнении самого композитора), Шопена, Брамса вперемежку с пастернаковскими стихами и прозой. Редактор обратилась к сыну поэта, чтобы проконсультироваться, кто бы из артистов, по его мнению, мог бы прочитать произведения его отца. «Ответ был неожиданным: „Вы не возражаете, если читать буду я сам?“». Редактор не возражала, Евгений Борисович читал громко, старательно, не копируя известных чтецов и ничего не добавляя текстам, что-то у них отнимая своим частным обывательским восприятием, тщательно доносимым им до публики.
«Куда опасней для репутации Пастернака его письма к сыну – нужно немалое мужество, чтобы опубликовать (в книге „Существованья ткань сквозная“) эту переписку» (БЫКОВ Д.Л. Борис Пастернак. Стр. 700). (Сразу скажем, что в Полном (!) собрании сочинений, которое вроде бы категориями мужество – не мужество составителя не должно оперировать, письмо, о котором идет речь – «обидное» для получателя, – отсутствует.)