Виночерпием у «гафизитов» был Сергей Митрофаньевич Городецкий, долговязый чернявый парень, с которым — по правилам умственной игры — Вячеслав Иванович пытался затеять платонические отношения. Он был, конечно, на все готовый, бойкости редкой, но, как в сердцах выразилась Лидия Дмитриевна, «певучий осел».
На дамской половине затевались свои мистерии. Маргарита Сабашникова, приглашенная Лидией Дмитриевной на роль, соответствующую «певучему ослу» в мужнем кругу, добросовестно описала происходившее в своих мемуарах. «На этих собраниях мы должны были называться другими именами, носить другие одежды, чтобы создать атмосферу, поднимающую нас над повседневностью. Лидия называлась Диотима, мне дали имя Примавера из-за предполагаемого сходства с фигурами Боттичелли. Кроме простодушной, безобидной жены писателя Чулкова и одной учительницы из народной школы, которая, превратно понимая суть дела, вела себя несколько вакхически, не нашлось женщин, которые бы пожелали принять участие в этих сборищах. Вечер протекал скучно и никакой новой духовности не родилось. Вскоре от этих опытов отказались».
То же сделалось и у мужчин. Начали, действительно, облаченные в драпировки искусным Сомовым, пили вино, ели сладости. Кузмин воспользовался возможностью прочесть в этом кругу «Историю своих начинаний» (см. главу 3), для этого, собственно, и написанную летом 1906 года, и ввел в обыкновение зачитывать дневники, в которых записывал все без утайки. Но больше ничего интересного, кажется, не было.
Пытались, в духе развивавшейся Вячеславом идеи «дионисийства», завести ритуальные хороводы. Но опыт оказался единственным, и то не на Таврической, а у Минского — на Галерной, д. 63. Хороши должны были быть аттические игры: Федор Сологуб, которого без пенсне невозможно представить; пятидесятилетний Розанов; головастик Ремизов; Бердяев, с вываливающимся, по причине природного тика, языком… Античный ужас.
В ноябре 1906 года в квартире Званцевой, ниже этажом, заняли две комнатки тридцатилетний Макс Волошин с Маргаритой Сабашниковой, недавно поженившиеся. Маргарита Васильевна происходила из богатой московской купеческой семьи, не нуждалась в материальных средствах и проводила время в духовных поисках. К весне следующего года Маргарита перебралась наверх, к Ивановым. Макс то исчезал, то появлялся; жена утратила к нему интерес. Наконец, он уехал в свой Коктебель.
Странная мысль овладела Вячеславом и Лидией: они вообразили, что в столь полном слиянии, в каковом были они, им следует вдвоем любить одного третьего — и объектом их любви стала бедная Маргарита. Кажется, они ей так заморочили голову, что она уж была согласна, но духовный поиск увел трансцендентных супругов к новым высотам, с Сабашниковой им стало скучно, и они отпустили ее в Коктебель.
Макс Волошин, оставшийся без жены, поселился в квартире Ивановых. Второй раз он отважился вступить в брак лишь в 1923 году, на известной всем советским любителям Коктебеля Марии Степановне. Биография его не лишена темнот. Рано осиротевший, находившийся под огромным влиянием матери, Елены Оттобальдовны, поражавшей современников полумужским костюмом, он, в сущности, идеальный объект для психоаналитиков. Как это Маргарита сказала о нем Сергею Маковскому: «Макс недовоплощен»…
Но все это не совсем по нашей теме. Кузмин сильно был смущен, едучи однажды с Ивановым в пролетке и услышав от Вячеслава Ивановича признание в любви, на которое не знал, как ответить. Он переживал в те годы вовсе не умозрительные, а самые, что ни на есть, земные романы, преображенные им в пленительные стихи.
В компании молодежи, тянувшейся к «Башне», выделялся своими филологическими интересами только что окончивший кадетский корпус Модест Гофман. Товарищ его, юнкер Инженерного училища Виктор Наумов, был, по-видимому, чужд высоких материй, но очень привязался к Кузмину и Нувелю. Познакомились они в феврале 1907 года, и Михаил Алексеевич подлинно заболел этим прекрасным юношей, неуступчивость которого доводила впечатлительного поэта до мистических галлюцинаций. Виктор не отказывался от общений, был ласков, давал себя поцеловать, но и не больше. Со временем чувства поостыли, однако и привязанность к Наумову пережила многие другие увлечения поэта. Последнее письмо от Виктора Андреевича Кузмин получил 14 апреля 1915 года, с фронта. Далее след юноши теряется…