- Рубите руку, ваше величество, - прошептал он белыми губами. – Я хотя бы петь смогу.
- Да ты перепил вчера, что ли? – ответил молодой король: утром с похмелья ему казалось, что вчера он дерзновенного менестреля наказал слишком строго. Ничего ему рубить Лионель не собирался, просто хотел напугать – и вот напугал. – Пойди проспись. Вечером приходи, споешь мне что-нибудь.
Отделавшись от менестреля, Лионель с опаской глянул на стену: кажется, вчера он хвалился насадить чью-то голову на пику. Нет, хранят боги дураков и пьяных: не насадил.
- Выходи, друг, амнистия! – пожалуй, слишком весело и нахально заявил Лионель, открывая дверь камеры, в которую вчера привели лорда Старка, и добавил уже на тон ниже, точно напускное веселье выходило из него стремительно: - Извини. Хоть день-то погулять можно было?
- Что же ты праздновал, парень? – сердито ответил Старк, выходя из камеры, и тут же о своих словах пожалел: увидел, что попал своей насмешкой прямо по незажившей ране, а юный король просто принял удар как заслуженную кару.
- Люди-то мои как? – спросил лорд Эддард уже более деловым тоном, и Лионель неопределенно подвигал руками.
- Слинт не совсем дурак, - успокоил своего десницу король Лионель. – Взял тупые мечи, все же знают: если не хочешь на Стену, выслушай Мизинца и сделай наоборот. Раненых у тебя много, но вряд ли кто ранен серьезно. Вот у Мизинца уже боевой клинок был. Взяли его, пока мы во дворе шумели. Вообще я тебе половину тюрьмы работой набил, Барристан помог очень сильно. Как сказал бы отец, лучше пусть предадут сейчас, чем потом в бою.
- А мать твоя что? – спросил Эддард, и бледное похмельное лицо короля, казавшееся в полумраке совсем белым в обрамлении черных волос, застыло как ледяное.
- Что мне, что отцу она… – и молодой король похлопал себя сзади по крепкой твердой шее, а потом с отчаянием бросил руку вниз. – Слушай, разберись сам, даже отец говорил, что к правлению я неспособный.
Лорд Эддард уже во многом разобрался, в том числе в том, почему брат и сестра у короля Лионеля блондины, и теперь он даже был уверен, что гнев взбалмошного, но благородного юного короля падет на голову беспутной королевы-матери, а не на голову честного и нелицеприятного десницы, но поэтому-то Лионеля ему и было жалко. Ланнистеров тогда всех придется из столицы выслать, некоторых и из Вестероса погнать, а братья у Роберта немногим лучше: один педик, а другой, говорят, в сектанты заделался. Совсем у парня семьи не останется, подумал Эддард, хоть в свою принимай.
- Перед всеми семью богами тебя прошу, - сказал вдруг молодой король, который думал свои тяжелые с похмелья мысли. – Убери от меня своих дочек. Ничего из этого не выйдет хорошего.
Эддарду стоило бы, может, такой откровенности оскорбиться, да еще и спросить, на что это королевская морда намекает, но повинную голову меч не сек, а в темном коридоре к тому же послышались шаги легких ног, что намекало на то, что «ничего хорошего» сейчас не выйдет для короля Лионеля, а не наоборот.
В выпущенной из-под домашнего ареста Сансе бурлила горячая кровь Талли, и факел в ее руке был похож на оружие.
- Я на тебя свою гвардию натравливать не буду! – крикнула Санса и ударила Лионеля факелом, но тот очень ловко принял удар на скрещенные руки и почти не пострадал. – Я тебе сама задам!
«Неужели Трант все-таки дерзнул, поднялась у него рука, у скотины? – в ужасе подумал молодой король, ловко проскальзывая мимо Сансы и убегая по коридору. – Утоплю во рве, даже жалеть потом не буду! Или же это я все же ближе к ночи к ней зашел и что-то натворил? Ничего не помню. Ведь слово же себе давал, пьяным к ним никогда не подходить!»
- Я тебя со стены сброшу, изменник! – пообещала Санса, устремляясь в погоню за монархом и по совместительству своим женихом и злясь на него только за то, что он так обошелся с ее отцом: опозорил, отведя в темницу как узурпатора, хоть и освободил уже. И вдруг Санса рассмеялась – Лионель все же удрал на бегу коленце, было, было в нем что-то неунывающее и неубиваемое, как и в его отце, да и далеко не все шутки у него были жестокие и мрачные.
«А может, и выйдет что путное, - сказал себе Эддард Старк, хромая вслед за убежавшими детьми по коридору. – Молодой Роберт с похмелья все же так не каялся, не говоря уж о Роберте старом. Может, что хорошее у них и выйдет».
========== II ==========
- Поверь, я запутался жутко,
Не знаю, как дальше жить.
Ведь это была только шутка…
- Ах, это была только шутка?
Не смей с коллективом шутить!
(т/ф Каникулы Петрова и Васечкина)
Арья ушла из Красного замка известной ей дорогой по подземельям, но больше всего ей помогло то, что окно ее комнаты в башне было недалеко от крыши соседнего здания. Окно Сансы было намного выше, и Арья была не уверена в том, что она сможет не только залезть к сестре, но и спуститься вместе с нею – если, конечно, Санса еще в своей комнате, может статься, что там возможных спасителей уже ждет кто-то другой.
Уходя из замка, Арья слышала, что по всему замку происходят мелкие стычки и аресты, но не задумалась о причине их широкого разброса: слишком больно было бросать сестру и слишком укоряла себя Арья за то, что снова поддалась Лионелю уже после Трезубца. Он так тронул тогда ее сердце своей необычной попыткой загладить свою вину, а теперь оказался таким мерзавцем.
Слухи, которые распространились по Гавани уже к следующему утру, только подтверждали мнение Арьи о Лионеле: народ говорил, что ее отец поднял мятеж и убил короля Роберта, что Эддарда заточили в тюрьму и молодой король наверняка его казнит, что во всем виновата королева, что вместе с Эддардом казнят Мизинца или Вариса, - а Арья знала, что ее отец невиновен, и порой удивлялась тому, как разгульному королю Роберту и его коварному сыну удалось так одурачить всю Королевскую гавань, что о них двоих единственных не ходило никаких плохих слухов. Говорили только, что молодой король буквально вчера помиловал не то религиозного фанатика, бросившегося на него из толпы с кинжалом, не то просто богохульника, - и эта история выставляла двуличного Лионеля смелым и благородным, так что можно было подумать, что, стоит ему появиться в городе, как толпа встретит его приветствиями и прокричит ему славу.
Лионель, помирившись с Сансой, загладив свою вину перед Старками и узнав об исчезновении Арьи, тем временем проходил сквозь толпу неузнанным, надвинув на глаза капюшон и закрыв низ лица намотанным на шею шарфом, и к слухам оставался глух, как всякий разумный горожанин, знающий им цену. Он искал Арью в базарной толпе, рассудив, что должна же она купить себе еды, проходил по постоялым дворам, ступая между спящими, и даже влез в драку, приняв в полумраке за Арью небольшого паренька, которому двое верзил решили обшарить карманы. Верзилам гневливость юного короля стоила жизни, хотя за их подвиги им полагалось не больше двадцати ударов кнутом, а избежавший беды парень поцеловал спасшую его руку и назвал Лионеля милордом: парень оказался учеником ювелира, а печатку с короной Лионель снять с руки забыл. Город тем временем засыпал, погруженный во мрак, заснула и Арья, спрятавшись в сгоревшем доме и положив руку на эфес своего меча, а неутомимый молодой король только немного подремал, привалившись к стене, и, проплутав всю ночь по ночлежкам и постоялым дворам, с утра снова пошел по рынкам, высматривая Арью в обжорных рядах.
Постепенно процесс поисков вытеснил из головы Лионеля все другие мысли и впечатления, а голос совести, который даже слишком строго подсказывал Лионелю в начале поисков, что и в каких выражениях Арья сейчас о нем думает, умолк после бессонной ночи и нескольких стаканов вина, принятых в защиту от утренней сырости и вообще для бодрости, поэтому, нагнав Арью на Мучной улице, Лионель дружески тронул ее за плечо, надеясь, что она ему обрадуется, наскитавшись по городу в одиночестве, – а потом уж он извинится за то, что невольно напугал ее третьего дня, хотя собирался всего лишь уберечь от опасности.
Если бы Лионель не был настоящим сыном короля Роберта и учеником сэра Барристана, Арья наверняка проткнула бы его насквозь, потому что клинок вылетел у нее из-под плаща, как только она услышала веселый голос Лионеля. Первый удар Лионель отбил в сторону твердым кожаным рукавом, чуть не распоров о клинок руку, от второго увернулся, а третий принял уже на свой легкий меч. Арья, тем не менее, не бросилась бежать, а по-прежнему собиралась наколоть молодого короля на свой клинок словно курицу на вертел. Лионель был намного сильнее ее, и каждый раз, отбивая его удары, Арья раскрывалась, да и руки у Лионеля были намного длиннее, так что он мог ранить Арью десяток раз, но у него и в мыслях этого не было – он старался выбить у нее клинок, а это оказалось не так-то просто. Вокруг фехтующих уже собралась любопытная толпа, а к ней бежали стражники в золотых плащах, чтобы хроникеры потом могли напакостить в летописях и записать, что Лионель Баратеон, первый своего имени, начал свое правление с того, что устроил на улице дуэль с десятилетней девочкой. Наконец Лионель поймал Арью на вращение, подцепил своим мечом вылетевший из ее руки тонкий клинок, поймав его пальцами правой руки, подхватил растерявшуюся Арью левой рукой и ринулся сквозь толпу, надеясь только на то, что на бегу с него не слетит капюшон, который до сих пор позволял ему оставаться неузнанным никем, кроме Арьи.