Про "Эльбрусы" нам рассказал тот же Хорошавин, слегка подвинутый на перспективах микроэлектроники.
Захар на некоторое время задумался, а я успел осмотреть его странную куртку. Я был готов поручиться, что видел ее неделю назад на его сестре. Да и странно было бы носить Захару розовую куртку с олимпийским мишкой.
- Ну не-е-е... - протянул Захар. - Глупо такое изобретать. Как "Эльбрусы" внутрь запихать-то?
- Тогда давай изобретем мобилу?
- А это что?
- Да тоже фигня: переносной карманный телефон. В принципе, его даже можно собрать, наверное, на КР-ках и носить с собой в чемодане. Проблема только с батареей. Понимаешь, с никелем, кадмием, литием пока всё... не айс, в общем!
За ночь я "навспоминал" такое множество "вкусных" выражений "оттуда", что теперь они стали проскальзывать в моей речи.
- Не... что? - Захар ожидаемо не понял.
- Гавно, говорю, твоя мысль, Санчо!
- Не похож я на Санчо, - надулся Майцев, - он был толстый и на осле. А я тощий как... селедка балтийская и без... даже без собаки. Я же как лучше хотел.
- Извини, Захарка. Но на самом деле, я не знаю пока - что можно изобрести такого, что не потребовало бы еще сотни других изобретений? Даже та музыка, что я... - мне хотелось рассказать, как важен звук, аранжировки и прочая околомузыкальная машинерия, но я вспомнил Цоя.
Я раздумывал минут пять и в итоге решил, что его "Алюминиевые огурцы" и "Восьмиклассница" уже, скорее всего, написаны и здесь ловить нечего. Ленинградский рок-клуб уже дает концерты. Не песенки же "Ласкового мая" петь? А все остальное требовало приличного звука, слуха и голоса. В самом крайнем случае - хотя бы знакомство с кем-то из "Мелодии". Ничего из того у нас не было. К тому же Андропов недавно, говорят, придумал выпустить официальные пластинки зарубежных исполнителей, чтобы разрушить сложившийся спекулятивный рынок перепродаж оригинальных дисков - "Мелодии" сейчас не до нас. Да и не хотелось мне скакать на сцене - чего этим добьешься? Но с губ слетело:
- Над твердью голубой есть город золотой. С прозрачными воротами. И с яркою звездой. А в городе том сад. Все травы да цветы. Гуляют там животные невиданной красы. Одно как желтый огнегривый лев, другое - вол, исполненный очей, с ними золотой орел небесный, чей так светел взор не-за-бы-ва-е-мый.
Мы прошли всю улицу 20-летия Октября в молчании.
- Что это? - спросил Захар.
- Это скоро будут петь. Мы не станем с тобой воровать чужие стихи и ноты. Да и певцы из нас с тобой - гавно.
- Не ... айс?
- Не айс, Захар.
- Ну и ладно, - легко согласился мой друг. - Мы другое изобретем! Что еще мы напридумываем в будущем? Рассказывай!
И я, поддавшись его настроению, принялся перечислять наши возможные изобретения. Это была замечательная игра: я называл слово, объяснял его значение, потом мы разбирали причины, которые не позволят нам сделать что-то подобное и переходили к следущему. Идея меня захватила и заставила напрячь мозги.
Подходя к лаборатории "Электрических машин", где должна была начаться первая пара, мы успели обсудить: электронные сигареты, 3-D принтер, синий светодиод, интернет, виагру - вызвавшую особенное веселье, электронные чернила, самовосстанавливающиеся краски и лаки, цифровой фотоаппарат (хотя мне казалось, что он уже должен быть известен) - Захар был в полном восторге, а я совсем забыл, что хотел сегодня же забрать документы.
Придя к выводу, что ничего из перечисленного нам "изобрести" не получится, Захар не впал в уныние, а решил стать вторым Жюлем Верном - написать несколько "горячих", как он выразился, романов. О том, как в мире победившего социализма находят применение все эти "блестящие штуки". Он надолго - почти на час погрузился в придумывание сюжета своей фантастической саги, а я и Зойка (немного опоздавшая на лабу) принялись соединять цветными проводами очередную схему запуска асинхронного двигателя с фазным ротором. Обычно Зойка вела тетрадь с результатами опыта, а мы с Захаром разбирались с коммутацией и снятием показаний, но сегодня Майцев был недееспособен, и мне пришлось одному возиться с переключениями режимов работы электродвигателя. Зойка хлопала своими длинными ресницами, обрамляющими васильковые глаза, и старательно выполняла единственную работу, на которую с запасом хватало ее интеллекта - распутывала и сортировала провода по длине и цвету: красные короткие - красные длинные, желтые короткие - желтые длинные, синие длинные - черные короткие.
- Ничего не получается, - пожаловался вдруг Захар. - Все уже было! Беляев писал, Толстой писал, Обручев писал, Абрамов писал, Казанцев, Орловский, а я не могу простенького сюжета придумать! Наверное, я бездарность!
Кое-кто за соседними стендами уже запустил свои сборки и поэтому последнюю фразу ему пришлось проорать на всю аудиторию, пробиваясь сквозь шум разгоняющегося асинхронника.
- Ну что ты, Захаркин, - запричитала Зойка, уронив на пол и смешав в кучу разобранные уже провода, - ты же самый умный в группе. Ты, наверное, просто мало думал.
Она тоже была тайно влюблена в моего друга и любые его самоуничижительные заявления ранили ее в самое сердце. И хотя Захар ее в упор не замечал, считая чем-то вроде стенографической машинки, у которой всегда можно переписать пропущенную лекцию, надежды она не теряла и всячески опекала нашего порывистого отличника - как наседка пушистого цыпленка.
- Зойка, курица, посмотри, что ты наделала! - рыкнул я. - Разбирай теперь все заново! Мне как схему соединять-то?
- Не, парни, - сокрушался Майцев, - все-таки я бездарь. Даже простенького рассказа не выходит придумать, все какие-то нелепицы сочиняются. Бессвязные. Трах-бах, все победили. Скукота. Ладно, умер Максим, да и хрен с ним! Чего там со схемой?
Зойка, ползавшая по полу, подала нашему светочу свою методичку и вдвоем с ним мы закончили собирать схему запуска за десять минут. Резво сняли показания и за час до конца лабораторной работы посадили Зойку строить графики по получившимся результатам.
- Я решил бросить институт, - сообщил я Майцеву.
Он на несколько секунд задумался, потом согласно кивнул:
- Верно решил. Я тоже брошу. Только вот как с армейкой быть? Если туда идти, то два года потеряем по любому. А то и три, если вдруг законопатят куда-нибудь на Краснознаменный Тихоокеанский.
Я об этом уже успел подумать:
- Через Михалыча, - так звали Майцева-старшего, - не выйдет?
- Через папу? - Захар сделал круглые глаза. - Ты представляешь, какая статья будет в наших военных билетах? Можно на лбу написать "Сумасшедшие" - и то не так критично. Нам же потом даже дворниками никуда не устроиться! Только в совхоз на сортировку яиц и баклажанов.
- Ты всерьез думаешь работать на заводе, когда скоро будет происходить ... вот такое? - Меня удивил его оптимизм. - Нет так нет. Тогда придется отрубить тебе левую руку. А мне ногу. В армию нам идти нельзя. Афганистан опять же. Говорят, оттуда не только на своих ногах приезжают.
- Руку? - Захар передернул плечами, - бр-р-р-р... Не, уж лучше испортить себе бумажку, чем что-то отрубать. Только ты тоже пойми: вот приду я к отцу и что скажу? Папа, нам с Серым нужны белые билеты, и мы решили бросить учебу чтобы спасти мир? Тогда он точно освободит меня от армии. По своей доброй воле и отцовой озабоченности моим душевным здоровьем. Законопатит в свою психушку на пару месяцев с диагнозом "малопрогредиентная шизофрения" и "привет, галюники!"
- Мальчики, - Зойка, навострившая свои полупрозрачные уши, влезла в наметившуюся паузу, - вы чего это придумываете?
- Пиши, а?! - Мы рявкнули на нее в два голоса.
Но на несколько минут задумались.
- Предлагаю все рассказать папе. - Сказал Захар. - Нам все равно кто-то понадобится из тех, кто уже что-то понимает в нынешней жизни. Почему бы не он?