Захар выпучил глаза, да и я сделал вид, что мне интересно, хотя уже знал весь план Изотова.
- Итак, суть моего плана в том, чтобы найти некий источник финансирования, который бы позволил инвестировать колоссальные суммы в рентабельные предприятия.
- А что в этом нового? - спросил Майцев.
- А нового вот что: вы станете инвестировать деньги в те иностранные - американские, английские, японские, китайские предприятия, которые будут развиваться особенно быстро и стабильно! И знание будущего вам в этом поможет. Чем успешнее будут работать эти иностранные предприятия, тем большими средствами вы будете обладать. И дай бог через пару десятков лет у вас что-то начнет получаться. Но не вздумайте инвестировать в массовое производство внутри страны! Россия должна стать фабрикой изобретений, научных открытий - только в этом путь успешного развития. Они должны ехать учиться к нам - прикладным и фундаментальным наукам - от дизайна и маркетинга до квантовой физики. Патенты-патенты-патенты - вот вторая часть вашей головоломки. Немногие предприятия с сумасшедшей рентабельностью, дающие на вложенный рубль десять рублей прибыли - только такие производства должны остаться в России. Ну, разумеется, кроме тех, которые будут обеспечивать энергетическую и продовольственную безопасность. Пусть капиталисты занимаются обычным производством - они умеют это делать лучше нас. А мы будем жить на дивиденды от удачных инвестиций, на патентные отчисления, на доходы от самых наукоемких предприятий, на предоставлении научных данных и всем том, что умеем или научимся делать хорошо. Вот таким я вижу решение вашей головоломки. И будь мне лет на двадцать поменьше, я бы с радостью к вам присоединился.
- Да вы и сейчас - ого-го себе! - польстил деду Захар, потирая бок.
Я же раздумывал над словами Изотова.
В России сто пятьдесят миллионов человек. Сколько-то занимаются брюквой-зерном-коровами-курицами, кто-то будет добывать нефть-газ (в гораздо меньших объемах, чем в том мире, что я помнил), уголь, лес и металлы. Еще немножко будут всем этим управлять и перевозить сырье с места добычи на место переработки и товары на место потребления. Но большинству лет через пятнадцать-двадцать-тридцать предстоит стать учеными - математиками, физиками, химиками, генетиками, кибернетиками... Все это было достаточно просто на словах, но над воплощением проекта в жизнь следовало еще работать и работать. Без моего знания будущего этот проект вообще нежизнеспособен.
- Разве мы сможем угнаться за всем миром? - Вслух спросил я. - В Европе живет почти полмиллиарда народу, в США и Канаде триста миллионов. А еще остаются всякие Аргентины-Бразилии, где тоже люди чего-то делают. И Китай вот-вот примется выбираться из своих социальных экспериментов и культурных революций. И Индия. Итого конкурировать с нами будут страны с общим населением более трех миллиардов человек. Чисто статистически у них всегда будет рождаться больше светлых голов, чем у нас. Что такого мы сможем предложить всему миру, чего бы у него не было? В том будущем, что еще имеет шансы сбыться, из России сбежит большинство ученых. За зарплатами, достатком, да просто за работой!
- Хороший вопрос, Сергей, - одобрил мои размышления Изотов. - И будь на дворе какой-нибудь пятый век до рождества Христова, я бы тебе сказал - шансов нет. Но нынче на дворе двадцатый век. Теперь для научного открытия недостаточно поковырять палкой в песке. Нужна технологическая база для проведения экспериментов. Дай обычному человеку инструменты и восемь из десяти испытуемых сделают тебе стул. Кто-то кривой и неустойчивый, но большинство представят вполне пригодные образцы. И отбери все инструменты у дипломированного краснодеревщика - и можешь быть уверен: лучшее, что он сможет предложить - проект стула. Нарисованный палкой на песке. А зарплатами и инструментом обеспечить их всех - и есть твоя задача. Такая же как и кадровый отбор достойных получать эту зарплату и работать с этими инструментами.
- Я не смогу все делать один. Вернее, вдвоем с Захаром, - поправился я и оглянулся на своего друга.
- Значит, ты согласен реализовать такой план?
- Ничего другого у нас нет. Ведь так же, Захар?
Майцев сидел, открыв рот. Между губ его виднелся кусок сушки, которую он никак не мог разжевать. Он растерянно кивнул.
- Ты видишь будущее, Сергей. Тебе должно хватить этого умения, чтобы подобрать достойных помощников. Я тебе тоже кое-чем помогу. Сам, к сожалению, я уже не тот боевой конь, что покорял Вену, Гамбург и смоленский облфин, да и возможности у меня не те. Но вот с одним человеком, который вам обязательно поможет, я сведу. Только учтите одно - Геннадий Иванович такой стопроцентный коммунист, хотя и не у дел теперь, что лучшим выходом для вас будет убедить его, что все, что вы задумали - будет делаться для сохранения СССР.
- Как это сделать, если уже через пять-семь лет от Союза останутся рожки да ножки? - Возмутился предложением Захар.
Ему всегда трудно давалась ложь, наверное, поэтому его любили девушки? Когда он говорил комплимент - он был предельно искренен. А они чувствовали этот посыл и таяли и млели.
- А вы, если поднимется такая тема, не говорите, что все будет вот так скоро, - подмигнул Захару Валентин Аркадьевич. - Отнесите еще лет на десять в будущее. Или предложите использовать капиталы для реставрации Союза и Интернационала. Важно, чтобы он помог сейчас, а ко времени реализации вашего плана либо ишак сдохнет, либо падишах. Геннадий Иванович в годах уже преклонных, главное, чтобы он поверил.
Мудрость Ходжи Насреддина показалась мне уместной.
- Когда вы устроите нам встречу?
Изотов встал из-за стола и прошелся по комнате, сложив руки в замок и похрустывая пальцами.
- А вот это, молодые мои друзья, дело пока непонятное. Болеет мой бывший начальник. Так что нужно будет подстраиваться. Впрочем, позвонить ему можно и сейчас, - он скрылся в соседней комнате, чем-то там шуршал и скрипел, потом появился с телефоном в руках.
За аппаратом тянулся черный гибкий провод, которому, казалось, не будет конца.
Изотов сел и поставил телефон на колени.
- Но прежде, дай-ка мне руку, Сережа.
Я протянул ему вспотевшую ладонь.
Он зажал ее в своей руке и спросил, глядя прямо в глаза:
- Что произойдет в ближайшие две недели? Я должен быть уверен в том, кого рекомендую Воронову.
- Наше правительство откажется от Олимпиады в Лос-Анджелесе. Сегодня или завтра.
- Понятно, это давно назревало. Что еще? Скажи что-то такое, о чем никто знать не может. И догадаться тоже.
- Суд в Гааге вынесет решение о запрете США морской блокады Никарагуа. Тоже совсем на днях.
- Уже лучше. Еще что-то?
- 18-го мая в Североморске будет взрыв. Вернее, несколько взрывов. Сгорят хранилища с ракетным топливом, будет угроза ядерного заражения, но корабли и подводные лодки с ядерными боеприпасами на борту успеют отойти от берега.
- Диверсия? - взгляд его стал колючим.
- Я не знаю, честно, - признался я. - Всякие версии рассматривались. Не знаю, что там было на самом деле. Вы же понимаете - секретность.
- Хорошо. Я проверю.
Изотов отпустил мою руку и набрал на диске телефона несколько цифр. Все так же смотря прямо мне в глаза, поднес трубку к уху. Громкие гудки вызова были ясно слышны и нам с Захаром. И еще я услышал, как стучит мое сердце. После пятого гудка трубку сняли.
- Здравствуйте, Геннадий Иванович! Да-да, это я. Сижу вот, думаю, как там... Опять? И куда они все смотрят? Нет, Геннадий Иванович, ну так же нельзя! Правильно, вот это правильно! В конце концов, вы пенсионер союзного значения, орденоносец, они это должны понимать?! Что? Ну да, ну да. А Константину Устиновичу? Да как же, помню, конечно! Понятно. У него своих болячек как блох на барбоске. Да и не помнят люди добра. А я по-старому. Пыхчу еще. Огород-малина, будь она неладна! Истыкался колючками весь. Я чего звоню-то, Геннадий Иваныч? Что? Да! Нет, ну это само собой, десять лет уже. Так чего звоню - дело у меня к вам образовалось. Нет, по телефону долго все рассказывать, а мне нюансы важны. Хотел в гости заехать, если можно. Что? В больницу? Надолго? Так это хорошо. За две недели я подготовлюсь, да и вы пободрее будете. Конечно, конечно, Геннадий Иваныч, собираюсь вас поэксплуатировать. Ну вот и чудно. Только я не один приеду. Внуки мои. Нет, за них хлопотать не стану, они парни уже взрослые, сами о себе похлопочут. Просто показать хочу - надумали они кой-чего. Через две недели? Хорошо, Геннадий Иванович, буду считать, что мы договорились. Выздоравливайте. Хорошо, конечно. Всего доброго.