Изотов бросил в пруд подобранную на земле шишку и ответил:
- У нашей партии опыт конспирации исчисляется десятилетиями. И ты, Геннадий Иванович, знаешь об этом лучше других. Разве не ты работал с зарубежными товарищами? Пора потрясти старыми связями. Ну и наверняка в хозяйстве Кручины есть специалисты, которые смогут запутать кого угодно - хоть АНБ, хоть КГБ, потому что эти товарищи тоже постараются сунуть свой нос в наши дела. Нужно просто добиться его согласия.
Прозвучавшая фамилия - Кручина - показалась мне знакомой. Я стал "вспоминать". Это был один из партийных чиновников - Управляющий делами ЦК. Казначей партии. В 1991 году после неудавшегося путча он шагнет с балкона своей квартиры на пятом этаже на тротуар. В кармане найдут записку, подтверждающую его самоубийство. И потом долго будут спорить - действительно ли его смерть была добровольной или ему "помогли". Та самая знаменитая история с "золотом партии", которое вроде и было, а потом загадочно испарилось. Речь шла о десятке миллиардов долларов.
- Может быть, и есть у него такие умельцы, - не стал отклонять предложение сходу Воронов. - Но у меня нет контакта с Николаем Ефимовичем. А посвящать еще кого-то - просто плодить посредников, каждый из которых может стать источником утечки информации.
- Тогда, выходит, я зря к тебе хлопцев привез?
- Успокойся, Валя. На Кручину у меня действительно выхода нет. Да и человек он... не наш человек, в общем. Николай Ефимович законченный трус и никогда не отважится на самостоятельные действия. Ты его не знаешь, а я помню еще по Новочеркасску, где он был первым секретарем горкома комсомола. Помнишь, что там творилось в шестьдесят втором? - Дождавшись кивка, он продолжил, - У него этот страх перед всем на свете до сих пор в душе бродит. Но не только это. Он человек Михаила Сергеевича. А с тем мне связываться совершенно не хочется.
- Так что же делать?
- Как что?! - Всплеснул руками хозяин. - Конечно, ставить в известность Георгия Сергеевича.
- Павлова?
- Ну да! Он, кстати, через часок должен подъехать.
Фамилия Павлов мне не говорила ни о чем. Я знал много людей с такой фамилией - не самой редкой в России: расстрелянного в 41-ом военачальника, знаменитого физиолога, сержанта, оборонявшего дом в Сталинграде, последний премьер-министр СССР тоже носил такую фамилию. Только звали его как-то иначе. А как - я не помнил.
- Павлов - это куда серьезнее, - Изотов почесал макушку. - А ты сможешь его контролировать?
- Нет, - легко признался Воронов. - Конечно, не смогу. Его, кроме Юрия Владимировича вообще в последние годы никто не контролировал. Но зачем нам его контролировать? Если он согласится приложить свою руку к нашему плану, он сделает все нужное. И гораздо больше, чем сможем сделать мы с тобой. Убедим - вам, мальчишки, будет предоставлен такой удобный старт, лучше которого и желать нельзя. А деваться ему некуда и поэтому отказа я не жду.
- Ты с ним уже разговаривал?
- В общих чертах. Ты же, Валентин, знаешь немного этого хитреца? Ни о чем серьезном он по телефону разговаривать не станет. Приедет - расскажете. Но осторожно, он тертый калач, в политических игрищах посильнее меня на порядок будет. Да и многих из... этих, кто в Кремле остался. Кто страну, если Сереже верить, скоро предаст. Да и нет в этом ничего удивительного, знаю я их, сук малохольных.
Он принялся вспоминать (при поддакивании Изотова) о каких-то событиях десятилетней давности, называя иногда недругов по именам, а иных и по фамилиям. ВесьманНелестных эпитетов от Воронова удостоились многие "прорабы перестройки" и прежние соратники, приведшие страну к состоянию экономического истощения.
- Говорил я нашему "дорогому Ильичу", что не доведут его до добра манипуляции с отчетностью. Кого обманывали? Зачем на тормозах спускали? Ну хорошо, повезло ему с нефтью, так вместо того, чтобы реально укрепить государство, он принялся разбрасываться деньгами на весь мир. Коммунистический интернационал? - отлично! Асуанская плотина и атомные реакторы в Болгарии? - замечательно! Но что-то больно быстро мы забыли о том, как стояли на краю голодных бунтов в шестидесятых, забыли, чего стоило нам выкрутиться из тех трудностей. Каждая следующая пятилетка провальнее предыдущей! Узбеки эти еще: дай денег, дай! А хлопок где? - только на бумаге! Хорошо еще там у них золота, урана и прочего вольфрама навалом. Но спускать такое на тормозах нельзя! А пока что так и происходит. Раз за разом и никому и дела нет! Я почему не удивляюсь сергеевым прозрениям? Да потому что видно, как разворовывают страну! И даже не для своей выгоды, а чтобы у кормушки остаться, чтоб с поста не сняли! Головотяпы! Эх, пришли бы вы ко мне лет пятнадцать назад, когда я в силе был! Мы бы устроили им социалистическое соревнование!
Он подошел к самому срезу воды, снял тряпичные туфли и вошел в мелкую рябь, поднятую ветерком.
- Люблю стоять вот так с удочкой. Успокаивает. Только не получалось никогда - то времени нет, то забуду... Сейчас вот вроде и время есть и место - а не хочется. И врачи ревматизмом пугают. И-ээх... - С горестным вздохом он вышел на берег, обулся, стаптывая задники у туфель, повернулся ко мне и еще раз внимательно заглянул в глаза: - Скажи мне, Сережа, а ты не думал, откуда у тебя этот дар?
Не думал ли я? Конечно, думал, тысячу раз думал! Да мы с Захаром перелопатили десятки учебников в поиске ответов! Будь мы физиками или математиками, может быть, мы и нашли бы какой-то правдоподобный ответ, но мы были всего лишь недоучившиеся инженеры с весьма ограниченным знанием передовых теорий вроде квантовой механики или . Майцев-старший вообще предполагал божье провидение, но, как устоявшие атеисты-материалисты, мы отвергли подобную мысль.
Захар как-то высказал догадку, что там - в будущем - научились если не путешествовать во времени, то хотя бы передавать информацию, что должно быть, наверное, легче. И если так, то, видимо, там я стал участником какого-то эксперимента, позволившего мне отправлять информацию самому себе в прошлое? Но тогда выходило, что при малейшем изменении моей судьбы я уже не должен был попасть в число участников того эксперимента! Мы ведь бросили учебу, мы так сильно уже изменили свое будущее, что я никак не мог принять участие в этом эксперименте, и связь между мной там и мной нынешним должна была оборваться! Но я все еще видел будущее. Правда, не себя в нем - поэтому сказать что-то конкретное не мог. Возможно, любая дорога в этой жизни приводила меня к некоему промежуточному перекрестку, на котором я при любом развитии событий оказывался в числе участников неведомого научного опыта?
Это была единственная наша догадка, её я и озвучил перед Вороновым.
- Плохо быть неучем, - посетовал Геннадий Иванович. - Но еще хуже довериться неучу. Ты уверен, что твои способности тебе не откажут в самый критичный момент?
- Не уверен. Но и то, что я уже знаю - это очень много.
- Трудно не согласиться, - Воронов поджал и без того тонкие губы. - Значит, выбора на самом деле у нас нет? Что ж, нам ли привыкать - действовать в стесненных обстоятельствах? Будет так, как должно быть! А сейчас идемте пить чай, хоть мне и интересно узнать все будущее в деталях, но дважды рассказывать незачем. Подождем Георгия.
Мы вернулись к столу и минут сорок разговаривали ни о чем - Захар восторгался чудесностью дачного места, Изотов задумчиво щурился, а я пил чай, изредка отвечая на вопросы хозяина о том, что нам удалось накопать в справочниках об отечественной экономике. О перекосе в сторону тяжелой индустрии и странным образом несовпадающих цифрах в планах пятилеток.