И на этом прихлопнулись все мои попытки ее догнать. Теперь оставалось одно — спешить изо всех сил
обратно к станции, чтобы успеть на поезд. Пожилая женщина ушла в деревню, а молодая продолжала свой путь
из деревни в направлении той самой большой дороги, откуда я к ним свернул. Пошел и я рядом с ней обратно к
большой дороге, потому что заходить в деревню мне уже было незачем.
Время от времени она косилась на меня с любопытством сквозь белокурые пряди, которые выбивались у
нее над розовым ухом из-под многоцветной шелковой косынки. Заправив их свободной рукой под край косынки,
она спросила:
— Вы к ней тоже по делу или как?
Я ответил:
— Нет, так просто.
— А откуда вы?
— Из Ленинграда. Приехал к ней в колхоз, а ее не оказалось.
Я с некоторой гордостью сказал этой женщине насчет Ленинграда. И в самом деле, откуда я приехал
сюда? Из Ленинграда, конечно. И, должно быть, именно это вызвало с ее стороны такое внимание ко мне. Она
спросила меня про мою женщину:
— Она вам родственница или кто?
— Нет, просто так, знакомая…
— А-а, понимаю.
И видно было, что она действительно поняла, в чем было дело. Должно быть, и у нее произошло совсем
недавно что-то схожее, только с более счастливым исходом, потому что вся она была полна какой-то тихой
внутренней радости, тая;´ в голубых глазах самые светлые мечты. Вот почему она была готова пожелать и мне
такой же судьбы. Должно быть, я не показался ей особенно старым, если она с таким сочувствием отнеслась к
моему делу. Она сказала мне:
— Ничего. В Заозерье застанете. Это недалеко.
Я не стал ей говорить, что в Заозерье не пойду, потому что тороплюсь на поезд, но для вида спросил:
— А как туда пройти?
Она указала на ожидавшую меня большую дорогу и спросила:
— Вы по ней пришли? Откуда? Справа? А теперь влево пойдете. Да вот выйдем вместе на дорогу, и я вам
укажу.
Я промолчал. Неудобно было идти на попятный после того, как она приняла близко к сердцу мое дело.
Но, думая отвлечь ее от заботы обо мне, я сказал:
— Какая хорошая погода!
Она согласилась:
— Да, к сенокосу в самый раз.
— А где ваш сенокос, извините за скромность?
— Как вы говорите? Сенокос-то? А вон прямо за дорогой луга наши.
Это было хорошо, что луга у них находились прямо за дорогой. Значит, она шла прямо через дорогу на
эти луга и оставит меня на дороге одного. И я могу распорядиться дорогой как хочу. Жаль только, что на этих
лугах не виднелось ни деревца, ни кустика и вся дорога оставалась на виду у тех, кто работал там, на сенокосе,
а стало быть, оставалась на виду и у этой женщины.
Слева от нас, правда, виднелся молодой лесок, вбиравший в себя эту дорогу, но идти туда я не собирался.
Зачем пошел бы я туда, если мне надо было бежать скорей через поля и холмы в противоположную сторону,
чтобы успеть на поезд? Однако женщина, выйдя со мной на дорогу, указала именно влево, пояснив при этом:
— Вот так прямо и идите. После этого лесочка по левую сторону будет озеро, а за озером одна дорога
влево пойдет. Так вы по ней не идите, по левой. Она озеро огибает и ведет в Синюхино, в рыбацкий колхоз. А
вы все прямо и прямо идите, никуда не сворачивая, ни вправо, ни влево. Так и придете в Заозерье.
Что мне оставалось делать? Я сказал ей спасибо и зашагал к лесу, вместо того чтобы помчаться сломя
голову совсем в другую сторону. Так сложились мои дела. Но, шагая к лесу, я смотрел назад, следя за тем, как
она перескочила канаву, держа грабли в руке, и как направилась дальше к работающим на лугу. Она тоже
оглянулась и, встретив мой взгляд, улыбнулась мне, продолжая идти своим путем. Я улыбнулся ей в ответ. Как
мог я не улыбнуться, если мне улыбнулась женщина! Но, улыбнувшись ей, я все же постепенно убавлял шаг,
выбирая подходящий момент, чтобы остановиться и затем броситься бегом назад.
Но в это время женщина опять оглянулась. Заметив мои колебания, она ободряюще махнула рукой,
резнув ребром ладони воздух в направлении леса. Этим взмахом она как бы говорила: “Прямо, прямо иди, не
сворачивай!”. Я кивнул ей и продолжал идти к лесу, но краем глаза все еще следил за ней, надеясь, что ее вот-
вот скроет какая-нибудь копна или кустик. Но луговина была слишком открытая, кустики слишком редкие и
низкие, а до первых копен она еще не дошла.
Я взглянул на часы. Они показывали четверть третьего. Если бы я в этот момент круто двинулся назад, то
еще успел бы на станцию к пяти часам. Но приветливая молодая женщина продолжала время от времени
поглядывать на меня издали, и мне не оставалось ничего другого, как делать вид, будто я с великой радостью
следую ее совету насчет того, чтобы идти в Заозерье;
Подойдя вплотную к лесу, я остановился, надеясь, что больше она уже не оглянется. Однако она
оглянулась и снова ободряюще помахала мне рукой. Пришлось и мне махнуть ей приветливо в ответ, а потом
войти в лес. Что мне оставалось делать? В лесу я, конечно, сразу же остановился, но легче мне от этого не
стало. Идти мне надо было, а не стоять. Идти назад. Но идти назад на виду у этой женщины было неудобно.
Мало ли что она могла подумать обо мне.
Пока я так стоял и раздумывал, на дорогу вышли со стороны деревни еще две женщины с граблями. При
виде их я зашагал скорей дальше в глубину леса. Они могли увидеть меня стоящим на дороге и рассказать об
этом своей приветливой подруге. А я не хотел, чтобы она подумала обо мне плохое. Не стоило отпугивать от
себя удачу, которую пожелала женщина. Говорят, женское пожелание всегда исполняется, особенно если оно
касается другой женщины. Сохранить надо было это пожелание неизменным.
Раздумывая так, я ушел довольно далеко вперед по лесной дороге, а когда остановился, готовый начать
обратный путь, впереди послышалось журчание воды. Помедлив немного, я пошел на этот звук. Копченая
колбаса и пряники уже давали себя знать, и ради них я удлинил свой путь еще на пять минут. Но, напившись из
ручья воды, я взглянул на часы и свистнул. Они показывали десять минут четвертого. Из этого следовало, что
пятичасовому поезду суждено было уйти в Ленинград без меня, а мне — ночевать на станции.
Стоя на мосту над ручьем, я посмотрел туда и сюда — и вдруг увидел впереди блеск воды между
стволами деревьев. Это было озеро. Но если так близко оказалось озеро, то и Заозерье, надо думать, было не
слишком от меня удалено. Почему бы мне туда не пройти теперь, когда к поезду уже все равно незачем
торопиться? А вернуться на станцию я могу теперь в любое время, хотя бы даже к ночи. Что от этого
изменится?
И я зашагал по лесной дороге дальше, вместо того чтобы вернуться к станции. Вот какой я был
отчаянный! Черт его знает, что это на меня так подействовало! Может быть, русский воздух, которым я слишком
уж много дышал в этот день, или вода, выпитая из русского ручья, или этот русский лес, в котором птицы
издавали разные веселые замысловатые звуки своими тонкими глотками. Не знаю, что было причиной такой
моей смелости, но я зашагал дальше в глубину России, даже не задумываясь над тем, где застанет меня их
русская ночь.
3
Дорога обогнула озеро справа и потом раздвоилась. Помня наставление приветливой женщины, я оставил
без внимания поворот влево. Но после этого поворота дорога дала еще несколько ответвлений и вправо и влево,
заставляя меня каждый раз останавливаться и гадать, которое из них считать прямым продолжением дороги.
Скоро лес кончился, открыв моим глазам вид на новые поля, однако деревни все еще нигде не было видно. А
часы уже показывали половину пятого.
Можно было спросить о деревне у людей, убиравших сено в стороне от дороги, но я не спросил. Я даже