Он близко придвинул ко мне свое лицо и начал вглядываться в меня. Я немного отстранился, потому что голова у него была, наверно, величиной с мое туловище. А на такой голове и все остальное выглядело крупно. Она вверху была шире, чем внизу. И все-таки, должно быть, немало уходило времени, пока бритва огибала такой подбородок и все другое обширное пространство, окружающее рот, из которого гудел его голос. Расширялась она кверху примерно с того уровня, где нос разделял своим далеко выступающим вперед хребтом два крупных темно-серых глаза, смотревших на меня с таким вниманием. И шире всего она была на уровне лба, который выглядел настоящим полем по своей обширности, хотя на него и налезали сверху поваленные набок, подобно спелым колосьям ржи, густые русые волосы.
Так он смотрел на меня некоторое время и потом прогудел задумчиво:
— Так вот оно что. Ты сын Матти Турханена? Бедняга. Ты шел домой, не зная, что нет у тебя дома и никогда не было. И у твоего отца его не было. Арви Сайтури — хозяин этого дома, в котором мы сейчас так оживленно беседуем. Этот дом помог Арви превратить твоего отца в бесплатного поставщика рыбы для своего высокого двора. И пусть мы с тобой отлично знаем, что отец твой полностью выплатил его стоимость, но Арви уверяет, что не продавал ему дом, а сдавал в аренду и даже недополучил с него за три последних года сколько-то арендной платы, в счет чего он забрал себе его старую лодку, снасти и все пышное внутреннее убранство сего великолепного замка. И если верить этому Арви — от чего избави тебя бог, — то отец твой остался ему должен еще за муку, дрова и керосин. Так обстоят дела с твоим домом, мой мальчик. Ты понял?
— Да.
— И никому ничего не докажешь. Бумаг нет. Арви не любит вести бумажных дел. Вот второй дом у него действительно сдавался в аренду. Но он объявил его собственностью Асты. А почему? Потому что этой хитростью он заполучил себе новую дешевую работницу. Но если понадобится, он живо докажет, что и тот дом его собственность. За этим у него дело не станет. Вот каковы наши с тобой дела, Аксель-Матти Турханен.
Я потихоньку спустил ноги со скамейки на пол и направился к двери. Но он остановил меня:
— Куда же ты? А вежливость где? Я тебе уже в течение четверти часа рассказываю такие веселые вещи, от которых смеяться можно до слез, а ты еще ни слова не сказал о том, как ты там живешь, в приюте. Прежде всего скажи, надолго ли тебя отпустили?
— До вечера.
— Очень хорошо. До вечера еще два часа. Мы с тобой сейчас поедим. Ты обедал сегодня?
— Я у тети… Каарины выпил две чашки кофе.
— У Каарины? Да у нее же вот такие чашки.
Он показал мне один сустав своего большого пальца, и это было так похоже, что я засмеялся. А он сказал:
— Вот мы уже имеем с тобой одинаковое мнение по одному пункту. Попытаемся сойтись и на другом пункте. Возьми эту корзину и отправляйся на огород. Там же увидишь лопату. Выкопай кустика три-четыре картошки, вымой ее на озере и тащи сюда. Будем пировать. Пусть крыша над нами чужая, но жизнь у нас своя. Надо ее поддержать.
Я сделал как он велел, и когда вернулся, у него уже топилась плита, а на плите стоял кофейник и жарилась свинина. Пока он крошил на сковороду картошку, я пристроился к его журналам, разглядывая в них картинки. Скоро кофе вскипел, и в комнате запахло еще вкуснее. Переворачивая ножом картошку, Илмари спросил меня:
— Ты в котором классе теперь?
— Во втором.
— А учителем у вас кто? Такой лохматый, рыжий? Угадал я?
Я засмеялся:
— Не угадали. У нас нет никаких лохматых и рыжих. У нас учительница.
— А-а, знаю! Такая старушка сердитая. Угадал?
— А вот и нет! У нас молодая учительница — Вера Павловна.
— Вера Павловна?
— Да. Вы ее знаете. В прошлом году на торгах видели.
— Видел?
— Ну да! И она вас видела.
— И она меня видела?
— Да. Она даже спрашивала меня однажды: «Откуда этот большой шутник?»
— Большой шутник! Это она так спросила?
— Да.
— А ты что сказал?
— Я сказал: «Он у Арви Сайтури кожи выделывает».
— А она?
— А она ничего.
— Больше не спрашивала?
— Нет.
— А ты что там шепчешь про себя?
— Я читаю.
— Разве ты по-фински тоже умеешь читать?
— Умею.
— Кто тебя научил?
— Вера Павловна.
— Вот как!
— Да. Она сказала: «Каждый человек должен прежде всего знать свой родной язык» — и дала мне финскую азбуку, по которой спрашивает меня каждый день.
— А тебе нравится Вера Павловна?
— Да.
— Почему?
— Она добрая и красивая.
— И умная?