Я подошел к ним поближе, выжидая момент, чтобы вставить свой вопрос. Но он все еще восклицал, стараясь развеселить своего Леху:
— А ведь здорово получилось, Леха, верно? В области не достали, а тут достали. Бензин, можно сказать, не хуже авиационного. Уж с этим-то мотор не заест. Живем теперь. Недаром говорится: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». С каждого друга взаймы по сто рублей — и будет десять тысяч. Пор-рядок!
Он умолк на минуту, и водитель сказал, кивая на меня:
— Вот гражданину в наш колхоз нужно.
— В наш колхоз? — Круглолицый парень живо обернулся ко мне и, оглядывая мой костюм, спросил: — А вы к нам по делу или как?
— По делу.
Он еще раз оглядел меня, но настроение у него не изменилось оттого, что кто-то навязывался к нему в машину. Окинув глазом прихваченный брезентом груз, он сказал тем же веселым и довольным голосом:
— Ну что ж. Домчим как-нибудь. Закурить есть?
Я развел руками. Этого я не предвидел. Если бы предвидел, то купил бы папиросы специально для такого случая. Пришлось ответить:
— Некурящий, к сожалению. Простите в соболезновании.
— А-а!..
Он произнес это с некоторым удивлением. Как видно, и он был не очень силен в понятиях вежливости. Водитель протянул ему грязную надорванную пачку, из которой торчали концы папирос. Когда они закурили, я спросил:
— А когда мы поедем?
Хозяин машины ответил:
— Рано. Часа в четыре, а то и в три. Вы где живете?
Я не понял, к чему был задан этот вопрос, и он пояснил:
— Я к тому, чтобы знать, близко ли вы от машины будете, чтобы не проспать.
— Как не проспать?
— А так. Ведь в четыре часа — это самый крепкий сон.
Я начал понимать, но спросил на всякий случай:
— Так вы завтра поедете?
— Ну да, а когда же?
И водитель проворчал, затянувшись папиросой:
— Я ему уже говорил.
Но я не помнил, чтобы он такое говорил. А хозяин машины успокоил меня:
— Ничего. К ночи домчим.
— К ночи?
Я опять изобразил удивление. Но в это время водитель сказал:
— Если левая задняя опять не подведет.
Круглолицый спросил:
— А ты подклеил?
— Подклеил. Да разве это клей? Это горе, а не клей.
— Ну, ничего, будем надеяться. А вообще пор-ря-док!
Я подумал немного и сказал:
— Так я приду утром.
— Пожалуйста. Только помните: не позднее четырех.
— Хорошо.
Я отошел от них, обдумывая про себя, где бы провести ночь. На этой улице стояли не только те дома, которые назвал привезший меня в район водитель. Стояло много других домов. Я прошел мимо нового здания школы. Дальше строилось еще что-то крупное с колоннами, должно быть театр. Через два дома от него стояла новая трехэтажная гостиница под названием «Уют». За ней возводился другой крупный дом в четыре этажа, с балконами. А далее закладывался фундамент еще для двух домов.
И, глядя на глубокие траншеи, подготовленные для закладки фундамента, я вспомнил свой разговор с молодым Петром, который так откровенно разъяснил мне, для чего у них закладываются фундаменты и возводятся новые дома. Они возводятся у них для ведения войны. И здесь тоже шла у них, таким образом, к ней подготовка. Но я не испугался их подготовки к войне и, смело войдя внутрь гостиницы, спросил насчет ночлега.
Так надо у них действовать. Пусть вы попали к русским, которые готовятся идти на вас войной, но если вам понадобился ночлег, а рядом оказалась их гостиница — смело входите в нее и требуйте номер. Деваться им будет некуда, и они вынуждены будут признать, что да, действительно, это здание обязано давать приют приезжим людям, хотя бы даже финнам. Так случилось и со мной. Они не успели опомниться, как я уже задал им свой вопрос. И что же? Пришлось им ответить:
— Да, пожалуйста. Вам общежитие или одноместный номер?
Вот как ловко я их припер к стенке с первых же слов. А дальше я снял, конечно, одноместный номер, отдал им свой годичный русский паспорт и деньги за сутки вперед, а взамен получил ключ. Но прежде чем подняться на второй этаж к себе в номер, я купил внизу в киоске пачку папирос «Казбек», бритвенный прибор с лезвиями, крохотное зеркальце, помазок, мыло с мыльницей и зубную щетку с тюбиком пасты. Прихватил я также почтовую открытку и на этой открытке написал у себя в номере несколько слов Ивану Петровичу. Я написал, чтобы обо мне не беспокоились, потому что задерживаюсь в глубине России еще на два-три дня. Захотелось дополнительно посмотреть на русских людей, чтобы узнать, как у них тут насчет дружбы к финнам, и все такое. О, я знал, что могло больше всего интересовать Ивана Петровича!