Красивый получался валун, круглый и вполне гладкий. Леннрот перед поздними сумерками забирался на его вершину и переписывал, расположившись на нем, руны по памяти в свою тетрадь, каждую пропевая в уме. Камень слушал и отдавал скопленное за день тепло.
Уже тогда Элиас начал поражаться целостности напева Кайнулайнена. Если не считать житейских заговоров "на урожай репы", "на охоту на рябчиков", "на сбор малины и черники" или "на рыбалку на тайменя", то вырисовывалась линия жизни.
Сотворение человека, борьба за огонь, предательство и верность, всеобщая катастрофа, возрождение, опять порочный путь и вера в Спасителя. Много путешествий. Много борьбы добра и зла. И почти нет Творца.
Нет, конечно, с него все начинается, но на этом и заканчивается. Куда-то пропадает Господь, ни слуху о нем, ни духу. Самый близкий ему человек - это Спаситель. Да и тот быстро сходит со сцены - уморили его злопыхатели. Куда катимся66?
А прикатились к свадьбе. Вернулись братья Кайнулайнены, и все гуртом отправились на свадьбу. Даже задумчивого Леннрота с собой взяли. Тот был погружен в услышанные руны и постоянно дополнял свои записки, вспоминая тот или иной оборот речи.
- Айда с нами на гостевище! - сказали средние и младший брат. - А то надоело, поди, с овцами ночи проводить!
Элиас с этим бы не согласился. Овцы, точнее, хуторские девушки, были дики, но своеобразны. Им бы платья поновее, платки поярче, да туфли на высоких каблуках на грубые мозолистые ноги - красавицами бы были писанными. Да и так - красавицы. Только смеются много и засыпают быстро. Конечно, с утра до ночи в пахоте, расслабляться нельзя. Разве что чуть-чуть. Когда еще доведется с настоящим магистром в одном хлеву пожить!
Но пойти поглазеть на народную свадьбу Элиас согласился. Это было в новинку. Как-то за время детства не пришлось на подобных мероприятиях поприсутствовать. То ли не женился никто из родственников, то ли не приглашали.
Уже за самим праздничным столом он пожалел, что не записал всех плачей, что выли женщины по невесте, всех бравых заверений, что гоготали за жениха мужчины. Вся свадьба крутилась вокруг бани. Туда невесту доставляли, оттуда жениха выводили. Понятное дело, что баня не была топленной. Иначе хорошенькое дело бы вышло - свадьба по-нудистки.
И поп к столу пришел.
- Здорово! - сказал поп, похлопав Леннрота по плечу.
- Здорово! - обрадовался пономарю из Хяменлинны Элиас. - А я думал ты по колокольному звону специалист.
- Повышен до дьяка, - важно ответил тот. - В летнем храме в Кесялахти. Еще воск имеется?
- Был, да весь вышел, - усмехнулся Леннрот.
А потом было застолье. Еды было в достаточном количестве. Бражки и понтикки - тоже. Но народ вел себя с двузубыми вилками и ложками очень сдержанно. А со стеклянными рюмками и стаканами - и подавно. Ни в обжорстве, ни в пьянстве никто себя проявить не старался. Даже бывший пономарь.
Когда дошел черед до песен, сначала старший Кайнулайнен, оседлав скамейку, ни к кому не обращаясь, меня тембр голоса, пропел о рождении мира. Он подыгрывал себе на кантеле и иной раз его голос просто звенел. Потом он поведал гостям, как женился Вяйнямейнен.
Старый, верный Вяйнямёйнен
Пораздумал и размыслил:
Привести пойти девицу,
Деву с славною косою,
Взять из Похъёлы суровой,
Из туманной Сариолы,
Дочку Похъёлы, красотку,
Там, на севере, невесту67.
Что и говорить, красиво пел Юхани, душа просилась в пляс.
- Тут у нас человек есть, он на дудке здорово плясовые играет, - сказал младший брат Кайнулайнен.
Средние братья ожесточенно закивали головами: правильно говорит братан.
- На флейте, - поправил его Элиас.
- Ах, молодой человек, сыграйте нам самую веселую городскую песенку, - сразу защебетала девушка с красными щеками, невесть как оказавшаяся рядом. - Правда, девочки?
Девочки, сидевшие рядом, кому под восемьдесят, кому за сто - уныло закивали крючковатыми носами, что-то старательно пережевывая своими посиневшими ртами. Но их сразу оттеснили прелестницы возраста щебетуньи.
- Сыграйте, магистр, что вам стоит! - заговорили они со всех сторон.
Леннрот подошел к скамейке, с которой ушел Юхани, и лихо без продувки сыграл летку-енку.
Девушки плясали так, что стол шевелился. Парни отплясывали так, что земля застонала. Ну, а девочки под восемьдесят и за сто все также что-то старательно перетирали челюстями.
Больше Леннрот в тот вечер ничего не ел и не пил. Он дудел в свою дуду под хлопки довольной публики и радостный смех выделывающей коленца молодежи.
Свадьба запомнилась всем. Элиас был приглашен на праздник Юханнус всеми присутствовавшими на празднике компаниями. Эти приглашения были весьма ценными, потому что нельзя влиться в группу плещущихся в воде и сигающих через костер людей, не имея с ними знакомства.
Лишь только бывший пономарь, прихватив Леннрота за локоть, сказал:
- Ты ко мне в церкву наведайся. Тут кое-что есть такое, может, ученый ум тебе подскажет.
Голос, да и интонация попа была весьма озабоченной. Хотя за минуту до этого он также, как и весь народ смеялся и подзадоривал танцующих.
Элиас в ответ лишь кивнул. Странно, конечно, но пренебрегать возможной информацией в его положении было бы опрометчиво, да и неразумно, в общем-то. Можно верить в совпадения, но каким образом отдельно взятый пономарь из Хяменлинна, где служил при евангелическом пасторате, вдруг, оказался при ортодоксальной церкви, да еще в виде дьякона - это по меньшей мере должно настораживать.
У Леннрота разыгралась паранойя, слегка усугубленная принятой на грудь понтиккой. Но свадьба достигла своей кульминации, общий настрой, веселый и совершенно беззаботный, задушил паранойю и требовал отдыха.