- Кто надоумил березовые дрыны выстругать?
Элиас вспомнил, что березу выбрал сам, так как эта древесина самая плотная, хоть и в сучках может запросто сломаться, если ударить обо что-то. Поэтому тщательно прошелся своим пуукко по каждой бите на предмет скрытых сучков и трухлявых мест. Вышло, что надо.
- За рукописью пришел? - спросил он, опираясь на дубину и поднимаясь на ноги. - Сжечь снова возжелал?
- Что мне твоя рукопись! - проблеял Пропал. - Рукописи не горят!73
Он показал указательным пальцем куда-то на лоб Леннрота.
- Здесь твои рукописи. Отсюда их придется выковыривать.
- Попробуй, - сказал Элиас и принял воинственную стойку.
- Не я, - прошелестел козломордый. - Они выковыряют, выкорчуют и уничтожат. Для того они и люди. И еще извратят все.
- Зачем тебе это нужно? - спросил, опуская свое оружие, Леннрот.
- Не мне. Ей нужно. Чтобы никто не сопротивлялся.
Элиас не ощущал ничего, кроме гнева и омерзения, когда говорил с Пропал и слушая его голос. Особенно досаждал голос. Вкрадчивый и будто бы через уши вползающий в мозг. Тембр этого блеяния порабощал слабых и развращал глупых. "Ври, кради, подличай, прелюбодействуй, убивай - как я - ничего тебе не будет. Повинуйся и обожай!" Да, за таким пойдут миллионы и будут поощрять на вранье, воровство, подлость, прелюбодейство и убийство. А кто-то из них будет действовать: убивать, убивать, убивать. Повинуясь и обожая.
- Глупец, что тебе со всем этим делать? - гадко хихикнул козломордый и кивнул своей мерзкой головой по сторонам. - Может, помочь?
Леннрот прыгнул вперед, вложив в свою дубину все силы, подкрепленные ненавистью.
Пусто. Удар пришелся в песок, бита увязла и замерла. Пропал пропал, будто его и не было. Однако был, все-таки. Большие следы от козлиных копыт пока еще хорошо просматривались.
Элиас огляделся.
Костер догорал. До рассвета было еще далеко. С востока накатывали тучи.
Несколько человеческих тел, никак не больше десятка, валялись в неестественных позах там и сям. Это были действительно люди. Это были, пожалуй, даже суперлюди. Это были жандармы.
Пелена с глаз спадала, мозг тревожно возопил: что делать, блин?!
Утром покойников обнаружат, тем же утром всех с праздника Юханнус выволокут из домов, с сеновалов - отовсюду, где те безмятежно спят. В полдень всех изобьют до скотского состояния, к вечеру тех, кто выживет, отправят на рудники на всю оставшуюся жизнь.
Леннрот ухватился за ногу ближайшего мертвого жандарма и подтащил его к самой кромке воды. То же самое он проделал с прочими телами. Вышел курган из тел. Он сходил к кустам, возле которых плюхала под еле заметной волной лодка, и подвел ее к покойникам.
Когда последний мертвый жандарм был погружен, выяснилось, что для него самого места уже нет. Тогда он сходил за еще одной лодкой, да загрузил ее по наитию камнями с берега, выбирая плоские и увесистые. Лодок в кустах плескалось много. Днем придут хозяева, чтобы забрать их после вчерашних пьяных поездок.
Он отплыл прочь, держа на буксире нагруженные тела, как на пароме.
"Словно Харон на Стиксе", - подумалось ему, но мысль была невеселой.
Отплыв достаточно далеко, так, что берег еле виднелся, Леннрот запихнул камень за пазуху куртки верхнего жандарма и столкнул его в воду. Тот пошел ко дну, можно сказать, камнем.
Когда лодка опустела, он пробил оставшимся булыжником дыру между досок днища "парома" и поплыл обратно к берегу. Сделалось совсем темно. Туча покрывала собой все утро.
Уже собрав в костер все разбросанные окровавленные, с присохшими волосами, биты, Элиас подумал, что не проверил карманы у покойников. Теперь он не узнает, кто они и откуда. Да и пес с ними. Выходить на мародерку в поисках ценностей и денег у него даже в мыслях не было.
Березовые дубины разгорелись охотно и ярко. Пошел слабый дождь, который должен был по слышному надвигающемуся ворчанию с неба перейти в ураганный шквал и последующие гром и молнии.
Утопленники всегда всплывают в грозу, или когда пушка над водой выстрелит. Ему хотелось верить, что мертвые жандармы никогда не окажутся на поверхности. Они должны истлеть на дне, налимы, раки и ряпушка источат плоть.
Ветер налетел, словно желая унести прочь от этого гиблого места одинокого голого человека, сидящего возле потухающего костра. Или, быть может, он радовался чудовищному кровавому человеческому жертвоприношению. Оно бы состоялось в любом случае. Если бы Леннрот не заготовил дубинки, то на месте тех, что на дне, оказались бы парни и девушки из ближайших хуторов и деревень. Кровь должна была пролиться.
Ветер, напоследок, собравшись в смерч, бросил в лицо Элиаса его одежду, забытую в каком-то надежном месте. Она сохранилась вся, потому что была увязана в один узел. Леннрот этому даже не удивился.
Он не торопился одеваться, потому что грянул ливень и сверху треснул жесточайший удар грома, молнией осветив все вокруг за несколько секунд до этого.
- Мочи козлов, - сказал Элиас и поежился.
Прямые и хлесткие струи дождя, пролившиеся с неба, забарабанили по земле, воде и голове человека. Тлеющие жаром угли мгновенно погасли, шипящий звук поглотился шумом ливня. Как мог, Леннрот скорчился над своим узлом с одеждой, телом своим пытаясь защитить его от струящейся сверху влаги.
Дождь оказался теплым. По поверхности озера, как по большой луже, побежали пузыри, обещая скорое прекращение буйства стихии. Гром гремел, молнии сверкали, но все это походило на развлечение, никак не угрозу. Все тревоги ночи остались вместе с Юханнусом, новая жизнь, умытая ливнем, обещала быть совсем новой.