В приладожском городе Сортавала Леннрота ждал аптекарь Сало, работающий под легендой Кружевницкого.
- Что-то ты не особо торопился, - сказал огромный, как медведь, подпольный парфюмер.
- Так лето не располагает к спешке, - пожал плечами Элиас. - Приятно идти по земле, ночевать возле озер. Тут рыбки половишь, там молочка дадут напиться - нет желания суетиться.
Сало не стал возражать, забрал весь товар на проверку и предложил переждать пару дней.
- Если это то, что мне нужно, то соберу деньги. На это уйдет два, максимум - три дня, - сказал он.
Конечно, не было никаких гарантий, что вся эта авантюра может закончиться обманом, но другого выхода, наверно, не было. Если бы в дело впрягся Кружевницкий - вероятность честного исхода была бы одна к трем. Ну, раз Сало - тогда две к трем.
- Ну, на твою дремучую совесть, дядя, - сказал Леннрот.
- Со мной, как в лесу - без обмана, - усмехнулся аптекарь77.
Чем занять себя в эти дни, вопроса не стояло. На носу ожидался позаимствованный у народа церковный праздник Петров день, а поблизости святая святых православной религии Валаамский монастырь. Любопытно совместить поездку на остров и наблюдение за культурой празднования.
Карельский народ, который не говорил на русском языке, но общался на ливвиковском языке, в начале июля отмечал Педрун-пяйвё. Попы перевернули название в "Петров день", якобы в память об одном из апостолов. Петр, он же Симон, тот еще был Иисусов ученик. Со спокойной совестью три раза отрекся от своего Учителя, потом, конечно, раскаялся. Однако первое слово, как говорится, дороже второго. Даже брат его, Андрей, порвал с ним и ушел на Север.
Ну, а карелы-ливвики завсегда в этот день взывали к Оленю севера, pedru, и праздник это считался очень почитаемым.
Главные отличительные черты всех небожителей, то есть, соратников Господа - это грива и рога. Моисей в пустыне увидел якобы "горящий куст": "И явился ему Ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста. И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает"78. У Аполлона, Северного, так сказать властителя пантеона, на голове были очень почетные рога. Их еще называли "короной Аполлона". Они светились солнцем, то есть были золотые, то есть были, как пламя.
Чем древнее народ, тем больше у них сохраняется воспоминаний о древности. Вот и праздновали испокон веку Педрун-пяйвё. Русские, те из них, что без роду, без племени, через церковь все это дело в Петров день переименовали. Чтобы возглавить и направить. Папа Римский, который в Ватикане, лишь отмашку дал: чем больше память о Петре, тем лучше. Предателям у нас почет и уважуха.
Католики и протестанты не очень, чтобы православные праздники праздновать. Вот Леннрот и решил: непременно добраться до Валаама и своими глазами увидеть все таинство. Какая загадка подразумевалась под этим - пес его знает. Может, слова какие особенные, может обряд какой неоднозначный.
Сортавала - городок небольшой, однако по случаю праздничного богослужения со всех столиц сюда приехала всякая столичная шушера: царские придворные, дамы в шляпках, офицеры с эполетами, крикливые дети и попики с разных приходов. Попасть на Валаам можно было и с той стороны Ладожского озера, но коварная короткая ладожская волна даже летней порой могла устроить неприятность. Поэтому все собрались здесь и ждали своей очереди, чтобы специально приспособленные ялы отвезли бы желающих на монастырский двор.
Места для Леннрота в таких ялах не нашлось. Чопорные лодочники наотрез отказывались связываться со смуглым чухонцем, ни уха ни рыла в великом и правдивом, свободном и прочее, прочее, русском языке. Сколько бы денег ни пытался им сулить Элиас, отказы были категоричны.
Но тут на помощь пришел случай в лице одного знакомого лица.
- Эй, пономарь! - крикнул Леннрот в спину, показавшуюся ему памятной.
Спина даже ухом не повела, продолжая энергично двигаться в берегу.
- Дьяк, погоди! - Элиас сделал вторую попытку привлечь внимание к себе. Она оказалась успешной.
Былой пономарь из Хяме, не снижая скорости, обернулся, сделал злостную рожу и кивнул головой. Одет он был странно, то ли в чужих обносках, то ли волшебным образом за неделю поизносился в рванину.
- Что это с тобой? - наконец, догнал его Леннрот.
- Вот к чему привело наше с тобою знакомство, - сокрушенно проговорил тот. - Я тороплюсь, вообще-то.
- Куда?
- На Валаам, - ответил поп.
- То, что надо, - обрадовался Элиас. - И я с тобой.
- Если только грести будешь.
Леннрот согласился, и они вдвоем почти бегом спустились к самому озеру, где в кустах ждала своего часа утлая лодчонка из разряда тех, что при малейшем волнении страдает морской болезнью и переворачивается. Путешествие озером могло выйти боком.
Однако погода была на диво хороша, да по пути к Валааму мокли в еле заметном прибое несколько островов, так что можно было рискнуть.
Спешно погрузившись, они отчалили от берега. Лодка оказалась с хорошими мореходными характеристиками, легко управлялась и послушно набирала ход, стоило поднажать на весла. Поп словно бы успокоился на воде и поведал свою историю.
Его миссия в Кесялахти завершилась полным фиаско. Никаких языческих культов и сатанинских ритуалов изобличить не удалось. Нагрянувшие с карательно-судебной целью жандармы растворились в пространстве. Вся вина, как духовная, так и мирская, непременно должна была упасть на голову одного человека. То есть, его, как уполномоченное лицо всех синодов вместе взятых. А оно ему нужно?
Вот и встал дьяк на крыло, покинул лоно церкви, чтобы никто не мог его ни найти, ни покарать. Чтобы питаться, продал свою ризу на сукно, сам оделся, как крестьянин. Вот в Валаам простым рясофорцем нанялся. Показал, что знает церковный устав и посты, молитвы кое-какие может спеть, вот его и взяли с испытательным сроком дрова таскать и двор мести.