Недолго в Хельсингфорсе повоевал с холерой отставной Брест-Литовский прокурор Парфёнчиков, однако все его одиозные карантинные меры привели лишь к разрушению устойчивых торговых связей, что запросто могло привести к нехватке продовольствия. И привело.
Прошлая осень, когда нужно было спасать урожай, прошла под лозунгом "чумных бараков". Хельсингфорс в этом случае подавал пример.
Нехватка еды, ослабление организма, нарушение обычной гигиены с саунами, купанием и активным образом жизни - любая зараза придет. Пришли брюшной тиф и дизентерия.
Ни о каком индивидуальном лечении говорить не приходилось, народ тоскливо и обреченно ждал смерти. Иной раз в церквях отпевали по пятьдесят покойников зараз. Ну, хоть в церковь народ все еще ходит.
Леннрот пошел к попам.
Господа попы, нужна ваша помощь, - говорил он.
В чем, собственно говоря, дело, молодой человек? - спросили попы, стараясь держаться наособицу ото всех людей, чтобы не заразиться.
Вы, финляндские граждане, несите в народ доброе, светлое, чистое, - пояснял Леннрот.
Так мы и несем! - обиделись попы.
Тогда Элиас рассказал им, что во время проповедей надо делать упор на всякие там лечебные вещи, профилактику. Микстуру раздавать именем Господа. Объяснять, как болеть, как, напротив, не болеть.
Я скажу паре человек в час, а вы - сотне за утреннюю службу, пытался донести свою идею Леннрот. - Это и будет доброе, светлое, чистое.
Всякие попы бывают: жадные, корыстолюбивые, даже похотливые. Но не было среди них сволочей. Никто не отказал в помощи. Постепенно дела перестали быть непредсказуемыми, можно было как-то прогнозировать и определять меры.
В соседней области, восточной провинции Кайнуу, дела обстояли также нехорошо. Об этом Леннроту писал тамошний доктор Симо Росс, пытаясь найти взаимодействие. Судя по тону писем, редких и сдержанных, все-таки прорывалась отчаянная безысходность. Симо не представлял, как можно выжить в следующем году.
Ранние осенние заморозки, когда в августе даже выпал снег, принесли гигантские потери урожая. И так-то мало было посажено - будь она неладна, эта холера - но и того спасти не удалось.
Оулу, как приморский городок, расположенный на берегу Ботнического залива, все-таки имел промысел, отличный от сельского хозяйства. Это была рыбалка. Море не имело хозяев, любой мог выйти на лодке и забросить сети. Важно было то, чтобы рыбаки не пытались рыбачить сами по себе. Это понимали члены городского совета Оулу.
Они наобещали труженикам моря бочку арестантов, навыписывали всяких векселей и определили: сегодня вы помогаете городу, завтра город поможет вам. Может быть. Также повели себя в окрестных деревеньках и хуторах.
Оулу начал выправляться. Отовсюду пахло рыбьим жиром. Запах давнего пожарища 1822 года, когда выгорело 330 домов из 395, выветрился без остатка.
Симо просил в очередном своем письме помощи. Леннрот сообразил гонца в столицу и отправил отчет о ситуации. Он предлагал заменить его, как окружного доктора в Оулу на такую же должность в Йоэнсуу. А того врача, что сидел в Йоэнсуу, отправить на помощь доктору Россу. Вместе им сподручней справляться с общей бедой.
Ну, и еще, конечно, просил медикаментов и еды - любой, пусть просроченной, но хоть что-то.
В январе 1833 года ему пришло предписание прибиться к обозу и отправиться в город Каяни провинции Кайнуу на помощь и содействие доктору Россу. И хватит, в конце концов, упоминать об этом Йоэнсуу!
17. Эпидемия в Кайнуу
До Каяни они ехали всего ничего - пять дней. Пара небольших лошадок споро тащили за собой сани, груженые питательными концентратами, вероятно, состоящими из негодного к употреблению по своему прямому назначению столярного клея, а также лекарствами. Все это пришло в Оулу из Хельсингфорса, собранное по сусекам, имея указание быть доставлено именно в бедствующий район.
Жители Оулу от себя еще добавили рыбы, не так много, как хотелось бы, но для одной ухи всего города Каяни вполне достаточно. Им самим было еще довольно тяжко, но все-таки решились на такой подвиг.
Холерная неразбериха с запретами и карантинами сказалась на всей Финляндии, где сильнее, где чуть полегче. Последствия, а именно - голод, поразил всех. Просто одни страдали от недоедания, а другие умирали.
Обоз весело катил по заснеженному льду реки Оулу, и если бы не остановки на стремнинах, где опытные возницы решали, пробираться ли дальше по берегу, либо можно и так проскочить, добрались бы до Каяни, на пару дней быстрее.
Они въехали в заметенный почти по окна домов мертвый город. Полное безлюдье и зловещая тишина - настроение пропало даже у веселых лошадок. Возницы доставили снабжение во двор муниципалитета, сам мэр, скверно пахнущий давно нестираной рубахой, щурил слезящиеся глаза и долго не мог взять в толк, что происходит.
Леннрот с медикаментами, груженными на большие санки, отправился в больницу. Его встретил тощий, как скелет, почерневший от усталости доктор Росс.
Ну, вот и кстати, - сказал он вместо приветствия. - На вечернем обходе поможете мне покойников выносить.
Леннрот в ответ лишь кивнул и пошел заваривать на спиртовке питательный концентрат. Что тут ахать и охать - работать надо, дело привычное, словно бы никогда нескончаемое с самой эпидемии холеры.
Росс не жаловался, имел привычку скалить свои крупные, как у лошади, желтоватые зубы и очень мало разговаривал. Он был старше Леннрота, знал профессора Тернгрена и преуспел в настое из еловых иголок. Лекарства почти все вышли, так что привезенные из Оулу медикаменты были как нельзя кстати.