3. Первые руны
Леннрот постарался сосредоточить все свое внимание на единственной звезде, видимой ему сквозь ветки. Он знал, что это - одна из трех звезд с Пояса Ориона, или, как это созвездие называли в Карелии, на Поясе Вяйнямейнена. Уцепившись за нее взглядом, он всем своим существом потянулся к этой звезде, освобождаясь от происходящего вокруг. Элиас влек себя в черное небо, подчиняясь зову лукаво подмигивающему ему светила.
Сначала он перестал слышать вокруг себя земные звуки. Разве что невнятное бормотанье ночного небосвода, вдруг, сделалось доступно его ушам. Леннрот знал, что так шептать могут только звезды, обращаясь к нему. Он затаил дыхание, чтобы разобраться в словах.
"Сюда", - постиг он их смысл. - "Иди сюда. Иди".
И Элиас пошел, как-то сразу сделав гигантский шаг от земной поверхности до самого неба. Внизу осталось поваленное дерево, лес, Финляндия, Европа, Земля. Но почему-то голос звезды тоже отдалился, уже не понять ни слова, уже только свист в ушах. Так свистеть может только ветер. Так, да не так. Он не только свистит, но еще и прищелкивает. Это не ветер, это - гигантский рогатый череп, зависший в пустоте, клацающий нижней челюстью. От него, как от медузы, щупальца, каждое упирающееся в человека. Это Бог, без всякого сомнения. Но это не Господь, это не Творец. Это Самозванец6.
- Требую тебя! - раздается в ушах дикий вопль, перемежаемый свистом и клацаньем.
Элиас не дрогнул, потому что он понимает: шевелиться - смерти подобно. Ему кажется, что вокруг него сгущается теплый свет, который питает его Силой и Уверенностью.
- Напрасно, - шепотом отвечает Леннрот. - Я не твой.
- Аоуэы! - взвывает Череп и с рогов его сыплются искры. - Яёюеи!
"Раскалился до предела", - думает Элиас, и невразумительные стоны становятся тише.
- Я иду на Свет, - говорит он. - На Тот Свет. В Белый Свет, как в копеечку.
Негодующая мертвая голова осталась где-то за пределами видимости и слышимости, в пределах же образовалась новая фигура, человеческая, с сияющими раскидистыми, словно, оленьими, рогами на голове. Их сияние так ярко, что невозможно смотреть. Или это горящий белым пламенем куст?
Аполлон был северным богом-оленем, а горящим кустом был Пастырь Моисея. Догадка, столь смутная, еще не успела его напугать, как он сам, непроизвольно, произнес: "Да светится Имя твое, да приидет Царствие твое"7. Только вот Элиас не узнавал своего голоса: скрипучий и блеющий. Да это вовсе и не он говорит! Это козел!
- Йоулу-пукки, - сказал Леннрот козлу. - Что за дела?
В его детстве на Рождество приходил не Санта Клаус, а Рождественский Козел, который больше карал, нежели поощрял. Дед в шубе с обязательными подарками приходил только к богатым. В их бедняцкой семье подарки нужно было заслужить.
- За козла ответишь! - проблеял козел, посмеялся и пропал.
Остался только Свет и он сам. Элиас хотел, было, двинуться навстречу яркому, теплому и манящему свечению, но передумал. Ему вспомнилось, что бывалые люди говорили о смерти: умерший человек всегда идет на свет. Сделалось даже несколько боязно оттого, что этаким образом можно увлечься и обратно к своему телу уже никогда не вернуться.
- Действительно, - сказал он, чтобы просто что-нибудь сказать. - Римский Папа Григорий Первый наставлял своих последователей, чтобы те молились Сыну божьему, а не Богу Солнцу8.
- Ну и что? - спросил Свет.
- Да вот, размышляю: зачем?
- Не Господь, либо Самозванец выбирает людей - люди сами выбирают в кого верить, и кто к кому "прилепится", - сказал человек с мохнатыми звериными ногами.
- Но Истина - одна! - заметил Элиас.
- Истина - это всего лишь свершившееся дело, каким бы оно ни было, - отреагировал похожий на сатира человек. - Ты кого выбираешь: Пана или Пропала?
- Пана! - без раздумий ответил Леннрот.
- Ну, тогда не все еще потеряно, - человек со смехом толкнул его в плечо. - Возвращайся в Хирсикангас!
Тотчас же свет стал стремительно отдаляться, только голос остался, обернувшись эхом.
- Тьма всегда приходит с востока! - изрек он, а Элиас, обернувшись назад, увидел, что оба охранника возле былого места клада клюют носом. Один совсем клюнул, другой терял в борьбе с этим свои последние силы.
Леннрот глубоко вздохнул и обнаружил себя придавленным все под тем же деревом. Все части его тела занемели от долгой неподвижности. Но теперь можно было осторожно выбираться - в том, что его не заметят, он был уверен. В этот предутренний час сон имеет над человеком самую большую власть.
Двигаясь одним туловищем, он постепенно разогнал кровь по всему организму и подполз к тому месту, откуда можно было бесшумно, не задевая ни коры, ни сучьев, скользнуть в сторону, подняться на ноги и убраться восвояси.
Спокойных снов, дорогие товарищи полицаи!
Существует обывательское мнение, что в Финляндии добывать золото невозможно. По крайней мере, в промышленных масштабах, потому что его мало. А если возможно, то лишь в округе Инари в Лапландии. Однако в каких-то девяносто километрах от Каяни находится местечко Хирсикангас, где однажды с песка, заросшего вереском9 один чудак поднял самородок весом в двести грамм.
При шведах старатели ни шатко, ни валко намывали здесь десяток-другой килограмм золота в год. Плавили в маленьком заводике, более похожим на сарай, очищали его от примесей через ртуть, да отправляли, куда следует. Конечно, все это несерьезно, вот на севере - там, конечно, и старателей больше, и золотой песок, соответственно, богаче. Но его все равно привозили в Хирсикангас, чтобы плавить.