Сестра расширила глаза:
— Да скоро вас переведут! У нас в реанимации долго не держат. Потому, что мест не хватает, а народ прет в реанимацию, как ненормальный. Кругом одно недоразумение.
И она, ворча себе под нос, вышла. Никто не менял его обоссанную простынь, да и ему было на это наплевать. Он ссал лежа, прямо в постель, как будто мира не существовало…
В полусне выбрасывались на поверхность сознания одни и те же мысли:
— Неужели то было сновидение? Поезд, преисподняя… Не похоже, совсем не похоже… Было другое. Но что?.. Клиническая смерть? Но какой поезд может быть на том свете?
Мысли путались, сплетались как змеи, возбуждали, но усталость брала свое, и он снова засыпал…
Окончательно очнулся он уже в общей палате. Сколько прошло времени — дней и ночей — он не знал. Постель была чистая, хорошая. Рядом с ним на стуле сидела молодая женщина в белом халате. При взгляде на нее Лёня сразу почувствовал облегчение: до того приятное и доброе было у нее лицо.
— Теперь я ваш лечащий врач, — сказала она, — Людмила Ивановна.
В ответ Лёня пошевелил пальцами.
— Вы практически уже в нормальном состоянии. Вам только надо подкрепиться, — и она вдруг вынула из своей сумки, стоящей на полу у ее ног, что-то съестное в коробочке. — Это вам можно, — улыбнулась она, — мы такие бедные и несчастные, и то, что подают в больнице, почти невозможно есть. Нам отпускают так мало денег, — печально вздохнула она.
Лёня вдруг обрадовался, даже засветился.
— Покушайте, — добавила врач. — А завтра придут ваши родные и принесут вам что-нибудь.
— Они тут? — выкрикнул Леня.
— Что значит «тут»? — удивилась Людмила Ивановна.
И она пристально посмотрела на Леню. А он, изголодавшись, с аппетитом ел. Людмила Ивановна тихо, осторожно сказала:
— Вы потеряли сознание и были в состоянии, близком к клинической смерти.
И затем Людмила Ивановна прямо спросила:
— Вы видели что-нибудь?
— Нет, я ничего не видел, я просто спал, — неожиданно сухо и резко ответил Леня.
Людмила Ивановна не смутилась, только улыбнулась.
— Все понятно. Не смею вас больше расспрашивать и беспокоить. Выздоравливайте.
Лёня почувствовал, что теперь он понимает, где находится. Она еще раз улыбнулась и вышла.
Лёня пролежав в безмолвии минут десять, подумал: «Нет, какая там клиническая смерть и кома? Сновидения тоже исключены, такими они не бывают… Тогда что же это могло быть? Не знаю».
И он, смело встав с кровати, пошел в туалет.
Однако, в конце концов, он решил, что это было сновидение. «Так спокойней, — подумал он. — А то я сойду с ума».
глава 3
Всю ночь Лёня промучился: видел во сне Акима Ивановича. Но когда утром очнулся — сердце истерично-радостно забилось: конечно, это было своего рода сновидение. Иными словами, «раскричалась безумная птица на границе у смерти и сна» — вот что это было.
А сосед по койке дико закричал: «Меня уже нет!». «Сон, сон, сон!» — лязгая зубами о стакан с мочевидным напитком, называемым чаем, повторял он.
Лёня посмотрел ему в глаза и произнес:
— Конечно, сновидение, иначе я не выдержу, сойду с ума, закричу-у-у!
Сосед кивнул головой, в основном самому себе. После индифферентного обхода врачей, ввалились родственники.
Мамаша Анна Петровна, вся мокрая, словно слезы ее превратились в дождь, с двумя огромными сумками с едой, двоюродный брат Вадим и Ленина жена Лера. Лера была профессиональной переводчицей, Вадим — художник, лет тридцати. Одет он был небрежно, но по-европейски. Все трое зашумели, загалдели, окружили Леню. Лера села прямо на кровать, только что не залезла под одеяло, а брат и мамаша присоседились на стульях. Отца у Лени давно не было — сбег.
Мамаша глядела на сынка, как все равно на воскресшего. Первые восклицания, первый бутерброд. Валерия даже хлебнула водочки: «После такого не грех и выпить!» — кричала она на всю палату, но Лёня отказался. Мамаша, в конце концов, перешла к делу.
— Сынок, ты не волнуйся, — сказала она. — Твое здоровье совсем неплохое. Мы все выяснили, в тот вечер ты, конечно, перепил. Все бы ничего, но на следующее утро, что с тобой стряслось?
— Что стряслось! Обычно — голова болит, давление повысилось, и я принял лекарство, вышел в садик, чтоб подышать, дальше не помню… Надышался, в общем.
— Дальше ты упал, вызвали скорую и тебя подобрали. А лекарство ты принял в красной коробочке? Оно лежало на твоем ночном столике.
— Конечно, его и принял. У меня других лекарств и не было. Это хорошее.
— Мы с Вадимом как вошли в твою квартиру, сразу эту коробочку и обнаружили… Так вот, лекарство это оказалось фальшивое. Я тут же — по блату, через Сергея Михайловича отнесла его, чтоб проверить и все моментально уяснили: фальшивка, да еще в твоем случае — вредная. Вот отчего ты и грохнулся, родной. Тебя таблетка чуть не погубила. Она не смогла остановить приступ. С твоим здоровьем жить можно, — и мамаша потянулась за платком:
— Я это так не оставлю. После того, как твой отец сбег, я всюду блатом обзавелась. А то пропадешь без защиты-то. А заключение врача и таблетки я через Михаила Игнатича передам его приятелю — следователю. Тихому такому… Разве можно этим ненасытным кровопийцам прощать…
— Сколько людей губят — помешались на своих деньгах, как выходцы из ада, людоеды проклятые, — добавил Вадим.
— Моего мужа чуть на тот свет не отправили, — покраснев, разъярилась Лера. — Лёня, — обратилась она к нему, поглаживая его колени, — ты добрый, не от этого века, но дай мне слово, что не простишь им этого!
Лёня растерялся.
— А что делать?
— Пусть Анна Петровна попробует. Есть и другие пути. Осторожно, тихо. Учитывая сатанинские знаки нашего времени.
У Лени окончательно все смешалось в голове: сновидения, полет на тот свет, Аким Иваныч, парень с кровавой ладонью, который сказал, что у него, у Лени, нет «зрения ада», больница, где он лежал обоссанный, а тут еще оказывается, что его отравили, пусть не «лично», а на глобальном уровне. Да, он теперь ясно помнит, как принял эту таблетку, как вышел в садик, где баловались детки… А потом? Что «потом»? На этот вопрос у него нет ответа…
Лёня вздохнул. Глаза его смотрели совершенно отсутствующе. Лера ужаснулась:
— Оглянись, ты не на том свете.
— Покормить его нужно, покормить! — захлопотала мамаша.
— Меня вырвет от еды, — отрезал Леня.
— Чего же ты хочешь?! — воскликнула Лера.
— Хочу кота, — ответил Леня.
В ответ — сначала молчание, а потом:
— Какого кота?
— Обыкновенного. Нашего Мурмура.
Мамаша первая опомнилась.
— Оно конечно. Он тебя любит. Коты успокаивают. А то, что мы пришли, тебе без разницы? Кот тебе дороже.
— Мама, мама! Не надо бреда! — прервал Вадим. — Кот, так кот. Коты с неба не падают.
— Да как же мы его сюда принесем? Кота же не пустят. Главврач не разрешит.
— Главврач! — усмехнулся Вадим. — Сунь ему 100 долларов. Да за 100 долларов не то, что кота — лошадь разрешит запустить в палату.
Лера захохотала:
— Пора, пора! Покой нам только снится! Все сделаем, чтобы Лёня вернулся к нам.
— Сто долларов много, — вздохнула мамаша. — Главврачу по теперешним временам и сто рублей хватит. Скажем, для профилактики нервов у больного…
К вечеру кот уже был у Лени под одеялом. На прощание Лера сказала:
— До завтра. Не будешь мстить — уйду от тебя. Не будь Обломовым, — и она поцеловала мужа в лобик.
Лёня и не был Обломовым. Кот до того перепугался, что как мумия замер под одеялом. Еле-еле Лёня расшевелил его мурлыкать.
В полусне Лёня шептал коту: «Мурмур, не бросай меня… Люди бывают страшные, очень страшные, котик. Тебе этого не понять. У вас все ясно, и смерти ты не боишься. Уйдешь в свой мир и всё. И никаких проблем. Но если бы ты хоть на минуту познал людей, я бы за тебя не ручался. Но люди бывают и прекрасны, как цветы. Да, да». И Лёня уснул, осознав вдруг, что он мало отличается от кота.