Антона Григорьевич вырвало. Потом он снял с себя халат, подошел к экрану, и, зажмурившись, начал неуверенными движениями счищать с него слизь. Делал он это долго, никак не решаясь открыть глаза. Наконец открыл.
По экрану тысячами змеек струилась черно-белёсая рябь.
«Потерял… Убил!»
Силы покинули несчастного ученого, мозг застлала пелена, тело же безвольно осело на обезображенный пол.
Рябь на экране исчезла, уступив место чёрному квадрату.
Рассказ тринадцатый. Сердце ангела
Это было невыносимо, гораздо невыносимее всего, что ему довелось уже испытать раньше. Всё зыбкое естество Тега корёжило и раздирало так, что он был готов притулиться за пазухой хоть у шакала, хоть у чёрной дыры — лишь бы этот ужас закончился. С сухим треском в сознании возникло размытое туманом тело, и Тег вдруг понял, что это его — его! — потерянное тело, но оно тут же растворилось в тумане, не дав хозяину ни исцеления, ни утешения. Перед Тегом светило нечто, имеющее подобие формы (ангел?), светило тускло и отрешенно… безнадежно. «Это… распад души», — пришло осознание (откуда? откуда???), и вдруг он внезапно взорвался неистовой мольбой: «Господи, помоги!»
Откуда это пришло? Не было в его естестве никаких указаний на способность взывать, а стало бы, и подчиняться некоей силе, настолько могущественной, что только она и могла предотвратить неизбежное. Да и не сила это была, потому как Тег и сам ощущал себя силой, а другое, бесконечно другое… Тогда — что?
Впрочем, сейчас ему было не до подобных вопросов, да и задать их было некому: он был один, безнадежно один, и он распадался. Почему, зачем? Какая разница… Энергия существования улетучивалась. Пронеслось в сознании: «Всё, меня нет», — и это должно было стать последней его реакцией на происходящее, как вдруг…
… в пространстве между ним и ангелом возникло явное недоразумение, никак не соответствующее драматизму момента. Это был тёмный шар, светящийся неким отраженным светом, переливающийся внутри искрящимися рубиновыми змейками, пульсирующий в такт неведомому ритму, к тому же внезапно исторгающий из себя черные протуберанцы… в общем, это было форменное безобразие. Ангел, однако, живо отреагировал на появление этого чуда, сам затрепетал, запульсировал и двинулся ему навстречу, а достигнув цели, взорвался мириадами искр, которые осыпали шар радужным дождем. Из дождя вдруг вывалилась тень — кого бы вы думали? — ну, конечно, стража! — на которую тут же набросился притаившийся чистильщик. Пространство вокруг Тега дрогнуло, обнажив фиолетовую воронку, всосавшую в себя радугу; но, перед тем, как воронка исчезла, несколько радужных искр упали на Тега, отчего он пришел в себя. И тут же ….
… стал свидетелем происходившей c чистильщиком трансформации. Былая неясная тень наполнялась смолью, исторгая из себя ошмётки прежней субстанции, но в порыве обуявшей жадности не давала им соединиться, а рвала энергетическими бичами на части, чтобы снова впитать их в себя по отдельности.
Тег решил вмешаться: противно было, да и не улыбалось появление пред собой нового монстра, возможно, превосходящего возможности Тега к сопротивлению. И, пока вновь нарождающийся страж не закоснел в своей темной сути — брать, брать, брать! — Тег отчаянно ринулся в смоляное болото. Он тут же почувствовал, как его пронзили входящие токи информации, явно предназначенные не для него, судя по тому, как неважно вновь начал ощущать себя бедный Тег. Это состояние нельзя было назвать распадом, нет… это было противоположное, почти — почти! — такое же невыносимое состояние, сродни накачиванию шарика воздухом, когда нужно вовремя остановиться, чтобы шарик не лопнул.
Времени у Тега оставалась мало. И он отчаянно завибрировал прямо в хищническую сердцевину темноты:
«Оставь его, пусть останется хотя бы чистильщиком! Не добивай!»
«Нет!» — прорычало в ответ. — «Моё!»
«А ты помнишь, кто я? Я — твой хозяин! Ты мне обязан всем! Захочу — и от тебя самого ничего не останется!»
Послание было получено, и страх оказался сильнее жадности. Ошмётки начали отдаляться от сгустка темноты, дальше, дальше… в неизбывной надежде обрести своё существование в любой новой субстанции.