Я, молодой парень без вещей, с одним рюкзачком, вызвал у него жгучее любопытство. Мы оказались тезки. То есть, он-то — Николай Федорович. А я — просто Коля. Очень приятно. Ему хотелось поболтать, а я как-то был не настроен. Так что отделался дежурным — гостил у родственников. На что он только крякнул.
А я смотрел в окно и думал, что все через жопу. И если поначалу я был готов даже прорываться через границу, то сейчас подуспокоился. Чего суетиться? С другой стороны, все становится сложно и непонятно.
К примеру, что делать с Софьей Игоревной. План предполагал, что она еще год будет жить у себя. Пока меня — невозвращенца, не лишат гражданства, и не выпишут из домовых книг. Выселить или уплотнить, ее никто не может. А потом уже, она переедет. Разменявшись с сурковской сеструхой. Но теперь это все обретало какой-то фантасмагорический вид, с чертами вороньей слободки. Разве что товарищ Каверзнев будет счастлив.
По просьбе соседа, проводник принес чай. Мои мысли свернули в другую сторону.
Я совсем не жалел что подергал КГБ за усы в Антверпене. Я много читал про то, что товарищ Чебриков — человек крайне эмоциональный и обидчивый. Чрезмерно для должности, что занимает. И рассчитывал, что панибратское хамство его взбесит. От этого он все же вникнет в суть. И, хочешь — не хочешь, успокоившись, примет меры. Достаточно ли будет этого, чтобы предотвратить аварию? Кто знает. А искать — пусть ищут. Это не самый главный, но плюс в пользу возвращения. Нехай по Европе бегают в поисках.
Занятый этими мыслями, я сам не заметил, как задремал, привалившись к окну. Разбудила меня поездная трансляция, советующая приготовится к паспортному контролю.
Финский миграционный офицер был другой. И говорил по-русски получше. И я не стал умничать с английским. Да и вопросов ко мне у него не было. Шлепнул штамп, и пожелал счастливого пути.
Когда в купе зашел прапор-пограничник, запахло Родиной. То есть гуталином и одеколоном Шипр. Ну и суровость во взгляде. Не враг ли посягает на рубежи? Ясное дело, что с точки зрения тридцатилетнего прапорщика, я — крайне подозрителен, даже на первый взгляд. А уж когда он пролистал паспорт, то и вовсе. Шведская виза, датская виза. Отметки прибыл-убыл. Хотя, чего там подозрительного? На выездной визе ясно написано: выезд и въезд в СССР — через п/п Бусловская.[9] А где я там был за границей — не его дело. Но он считал явно по-другому, и вышел с моим паспортом в коридор.
Товарищ майор, видимо, старший наряда. Ражий мужик лет сорока, с красной мордой и сталью во взгляде. Именно он решил оценить исходящую от меня степень опасности для страны. Я встретил его строгий прищур хмурым взглядом. Я и вправду что-то подустал за эти мои каникулы. И не верю, что у него есть основания для моего задержания. Просигнализировать — скорее всего. А задерживать? За что?
— Вы, гражданин Андреев, выехали в Финляндию с какой целью? — тем не менее, заговорил майор.
— К родственникам.
— А почему покинули страну пребывания? — блин, дурдом, он и есть дурдом. Со своим дурдомским языком.
— Никаких ограничений в ОВИР мне не устанавливалось. Я и поехал.
— С какой целью?
— В смысле? — я и вправду не понял.
— С какой целью, и на какие средства вы направились в Швецию и Данию?
— Это была туристическая поездка, организованная моими финским родственниками, — отбарабанил я. Нужно только что-нибудь еще эдакое добавить, чтоб отстал. — Они надеялись, что я, насмотревшись на заграницу, у них и останусь, товарищ майор. Старенькие уже, а по дому работы много. Сами не справляются.
— Эту поездку, товарищ Андреев, могут расценить как утрату бдительности с вашей стороны, — слава богу, товарищ а не гражданин. — Вы могли стать объектом провокаций.
Майор окинул купе взглядом. Сосед дисциплинированно выложил рядом с собой двое джинсов Ли Купер в пакетах, и коробку с магнитолой Шарп. Потом посмотрел на мой открытый рюкзачок. И зацепил взглядом лежащий там томик Ильина. Протянул руку, и без разрешения его взял.
— Вот, к примеру, книжка. «Ильин. Философия бытия», — прочитал он название сборника. — Вы там купили?
— Да, товарищ майор. По просьбе кафедры марксизма-ленинизма моего института купил. Для критического изучения студентами буржуазных философов.
Это я влип по полной. Майор держал в руках пять лет лагерей в Мордовии. А то и десять. Провоз через границу, владение. И распространение пришьют. Как бы не десятка. Ильин, по спискам КГБ, проходил как махровый антисоветчик. Пойманный с ним на руках, по-любому имеет срок. Я вдохнул-выдохнул, и начал прикидывать, как буду вырываться. Здесь — точно не выйдет. Лучше всего, когда будут вывозить из Выборга. А майор-пограничник между тем продолжал:
9
На выездной визе из СССР всегда указывался пограничный пункт, через который гражданин должен выехать. Через другой не выпускали. Для этнических (или по другому обмену) туристов типа ГГ, дополнительно вписывался пункт возврата. Пишущей машинкой! Через другой его бы не то, что не впустили. Не знаю. Но приняли бы какие-то меры.