Засмеялся, подмигнул мне: — Это хорошо. Потом уткнулся лицом в тарелку, выхватил оттуда колбасу.
— Вам, так удобно? — спросила Инесса. — Возьмите рукой.
— Да, но какой?
— В том то и дело, какой… — сказала Таня, подмигнула Игорю и сестре. Все замерли в ожидании.
— Мне и так удобно, — говорит Игорь. — Глеб, если тебе не трудно?..
— А… понятно!
Я взял вилку Игоря, наколол сосиску, он проглотил почти не жуя, потом покормил его икрой и салатом, потом спагетти, но с ними труднее. Вообще — смешно, лицо его измазалось сыром, косточками помидора, к подбородку приклеилась макаронина, когда я, как бы нечаянно проносил мимо его рта ложку, размазывая икру или салат по щекам, все просто помирали со смеху. Все, кроме Саши.
— И все-таки, — сказала Таня, — кто вам больше нравится, я или Инесса? Вам надо выбрать.
В руках у Саши хрустнул пластиковый стакан, смялся, по пальцам потекло вино: — Игорь, можно тебя на минутку? — спросила она. — Надо тебе кое-что сказать!
Белорус удивился, но быстро пришел в себя, улыбнулся, извиняясь встал из-за стола. Саша подошла к нему, взяла за локоть:
— Не переживайте, скоро верну в целости и сохранности.
— Игорь, мы вас ждем, — кокетливо щурясь, сказала Таня. Белорус послал в ответ воздушный поцелуй.
Они пошли в сторону пляжа: молча, проводили их, взглядом.
Нависла тишина. Неловко стало. Инесса вздрогнула: — Ух, холодно…
Сергей перекинул ноги через скамейку: — Конечно, мы водку пьем, а вы…
Подошел к тлеющим углям, бросил еловых веток, чтоб быстрее разгорелось, когда занялось, кинул, несколько поленьев.
Я наполнил емкости: — Таня, Инесса, может, тогда, чего-нибудь покрепче?
— Нет, я от водки дурею, у меня от нее развратные мысли, — сказала Инесса.
— Да? В таком случае, я просто настаиваю, чтобы вы выпили водки, — говорю. — Во первых — это антисептик… Во вторых, не бойтесь никаких мыслей — я рядом!
— Ну хорошо, наливайте, только немножко… Да, вот так… Все-все, хватит…
— И мне тогда, — Таня протянула стаканчик. — Чего же они так долго? — спрашивает.
Посмотрела на Сергея: — Сергей, он и без вас разгорится, давайте с нами, а-то вы весь вечер сок да сок. — Чуть помолчала, потом добавила: — А, вы не очень ревнивый, да, Сергей?
Ответил, присаживаясь на прежнее место: — С чего взяли?
— Как сказать… — Таня осеклась. Инесса сделала вид, что поправляет волосы, на самом деле незаметно покрутила у виска.
— Просто, вы, всегда такой… спокойный. Вы, наверное, очень добрый?
Добрый, думаю. Валенок! Ведь все видит, все понимает. Неужели так легко смерился, и вот так… готов, все простить?.. Легко и просто, сразу наперед, взять все и простить. Что с ним стало? Где его сила, заносчивость, цинизм, где?.. Куда пропало? Ни гордости, ни… Да разве так можно? Но если можно, то… то, наверное, это настоящее… Упаси бог от такого настоящего…
— Таня, как все таки легко, вас ввести в заблуждение, — говорю. — Бывают — добрые, и бывают — добренькие. Сергей — добренький. Весь такой: Сю-сю пу-сю ха-ха, а на деле, пальца в рот, я бы ему, не… Вообще не советую, совать ему в рот какие-то части тела или хрупкие предметы.
Скоро с нами попрощался Журавлев, пожелал спокойной ночи, и ушел. Сегодня его совсем не было слышно, устал от экскурсии, и рыбачил пол дня, обещал кстати, принести завтра на жареху ведро окуней. Антон пошел его проводить.
Мы выпили еще немного водки, и разговор стал налаживаться. Таня еще держалась, но Инесса не смогла простить Игорю получасового отсутствия, вся любовь, вся нежность, что копилась все эти тридцать минут, неиссякаемым потоком хлынули на меня. Как-то пропустил момент нашего духовного сближения. Не помню, когда пододвинулась так близко, как моя рука оказалась на ее коленке?.. И вообще, как так получилось, что мы целуемся?
"Ой какой ужас!.. Ой какой кошмар…" — ужасалась Таня. Она пересела ближе к Сергею и он рассказывал ей страшные истории: про девочек с косичками, про ребенка на рельсах, про бродячих покойничков.
Когда мы с Инессой не целовались, то пили. Причем, я уже пропускал; последние две Инесса выпила сама.
— Инесса, тебе будет плохо, — говорю.
— Ты мой папа?! — сказала она, страстно, вскарабкалась на меня.
— Я не твой папа. Твой папа сейчас заявится и навешает мне трындюлей, кстати правильно сделает.
— Как тебя… Глеб? Глеб, надо выпить…
— Не пей больше, поверь, еще рюмка и тебя, просто вырубит… Не надо… Даже я не пью, просто знаю, как оно бывает…
— Какой ты рассудительный, до тошноты.
— О! Тебя тошнит, да?
— Нет, нет, нет!
— Если ты сказала это слово… это не спроста… Поверь моему опыту… Я знаю, как оно бывает…
Налила себе полный стакан, выпила не закусывая. Меня передернуло.
— Ты замерз?.. Хочу тебя, пойдем в палатку…
— Не.
— Чего?
— У меня принципы.
— Какие еще цыпы? Что еще за хрень такая? Ха-ха… Йодом прижжем и все пройдет.
Улыбнулся. Удивительно: еще чего-то соображает, еще шутит.
— Понимаешь? — говорю. — Есть мужики, которые спаивают баб, а потом тащат их в постель…
— Только не говори, что ты не такой!..
— Я, именно такой. Но я сегодня, такой пьяный…
— Ты понимаешь, что я тебя люблю?!
— Я сам, тебя люблю!
— Так, как тебя зовут? Я ведь не шучу, я ведь всем сердцем… Глеб — вспомнила, Глеб, я люблю тебя… Пойдем скорее…
— Не… нет.
— Ты же сказал, что любишь меня!
— Я от слов своих не отрекаюсь, но… Мы должны сначала получить благословение твоего папы.
— Кого?!
— Папы твоего.
— Зачем?
— А иначе не получится. Такова моя физиология.
— Ты издеваешься, да? Думаешь, я пьяная и издеваешься?!
На меня вдруг смех напал, смеялся, не мог остановиться. И вроде повода нет, но смешно, аж захлебываться стал…
— А может, ты голубой? Аааа!.. Я сейчас буду плакать!
— Инесса-Инесса, ну подумай, давай вместе подумаем, давай?!
— Давай!
— Давай, да?!
— Давай! Давай! Давай!..
— Ты представляешь себе звукоизоляцию палатки? А тут люди: Таня, Сергей, те — скоро припрутся…
— А мы тихонько… Тихонько… Тихонечко…
— Да хрен там… Не умею я тихонько-тихоничко. Хочешь, завтра прогуляемся, что-нибудь придумаем… Хочешь?
— Аж завтра?
— Ты много выпила любовь моя. Я боюсь, что завтра не смогу смотреть тебе в глаза, понимаешь? Хотя, ты не понимаешь…Ты когда-нибудь столько пила? Тебе плохо? Тебе плохо!
— Опусти меня… Тошнит.
— Аккуратнее, аккуратней, потерпи, потерпи…
Отбежали метров пять. Инессу стало рвать. Я вернулся к столу, взял бутылку минералки и полотенце.
— Что с ней? — спросила Таня. — Блюет?
— Ни без этого, — говорю.
— Глеб, уложи ее пожалуйста, пусть поспит.
— Вас папа искать не будет? Я могу ее к вам отнести. А вообще смотрите, у нас места полно.
— В палатку…
— Окей.
Но сразу не легла, ее рвало еще минут десять. Я умывал ее лицо, обтирал полотенцем, только она прополощет горло и опять… Когда ее рвало она начинала громко рыдать, причитая: "Мне страшно… мне страшно… Я так этого не люблю… Я так этого боюсь…"
— Ну-ну любовь моя, не плачь, сейчас все пройдет, сейчас ляжешь…
— Глеб, нужна помощь? — спросила Таня.
— Не надо! — сквозь слезы крикнула Инесса, схватилась за карман моих джинсов. — Не уходи!
— Я здесь, здесь, — говорю ей, — не волнуйся. Таня, мы справимся.
Уложил девушку в палатку, снял с нее босоножки, накрыл ноги одеялом.
— Попробуй уснуть, — говорю.
— Не уходи.
— Хорошо. Тебе лучше? Тебя немного отпустило…
— Мне очень плохо… Все кружится… Подними меня…
Помог ей приподняться, держа на весу заготовленный тазик. Минуту поглотала слюну, опять легла.