Больше часа шел дождь; палатка протекала, пришлось свернуть одеяло, пока совсем не промокло; внутри образовалась лужа; с горки потек ручеек, обогнул палатку, и часть воды стала просачиваться.
Перебрались в соседнюю, разбудили Антона. Вторая на относительном возвышении, и здесь сухо.
Играли в дурака, двое на двое. Антон пытался спать, но мы его тормошили и требовали вести счет. Он злился, но ни разу не сбился. Мы с Сашей выигрывали. На счете двадцать семь — двадцать появилось солнце, мы высыпали на улицу. Первым делом, курить. Саша поставила воду на кофе, мы с Антоном достали пиво, Серега повесил сушиться одеяло, залез в мою палатку, собирал тряпкой воду, выжимал в тазик.
— Сергей, может, помочь? — спрашиваю с опаской.
— Не надо! Ты предлагаешь с такой интонацией… Соглашусь, и гореть мне вечно в аду.
— Маленькая неприятность, по сравнению, с той помощью, которую предлагаю.
Игорь положил на стол свой драгоценный чемоданчик. Выложил блесна, силиконовых рыбок: маленьких, огромных, черных, белых, блестящих, потом деревянных: с нелепой раскраской, с перьями на хвосте, с цветными лоскутками, с большими тройниками и маленькими незаметными крючочками, доставал мормышки, грузила, пружинки, колечки, крюк (чтоб вытаскивать из лунки, за жабры), и много, много… Весь стол завален смертью. Перед нами поэтапная эволюция инструментария камеры пыток, от примитивных комплектов: зевник, плюс свинец (для заливки в горло), до сложных плоско и острогубчастых держателей, "аля — ноздрякрут", или — "эксклюзив-модерн-ребродерг".
Игорь делился с Антоном планами на вечер:
— …нет, не с берега. Ты слушай. В пластиковой бутылке делаем много дырочек, набиваем ее кашей.
— Какой кашей?
— Так, с начала варим кашу, из всего, что есть: гороха, картошки, крупы бросим, даже тушенки… Всю эту мачмалу запихиваем в бутылку, привязываем к ней груз, бросаем в воду. Место обозначаем поплавком, — другой бутылкой… Привязываем к той, что на дне, — понятно?
— И что, щука все это ест?
— Какая щука? Причем тут щука? — На леща идем! На шестикилограммового. Тут, только такие водятся…. С вечера прикормим, а рано утром…
— А я? — обиженно спросила Саша.
— Все идем, — ответил Игорь. — Я подготовлю снасти… Сделаю маленькие удочки.
— Маленькие? — спросил Антон.
Игорь кивнул: — Это, как зимняя рыбалка. Только ловим не со льда, а с лодки, на кивок. А ты накопаешь червей.
— Я? — удивился бородач. — Я не умею.
— Антон, каждый археолог за жизнь выкапывает вагон червей. Реши для себя: ты любитель или профессионал?
— Хорошо, а где закопаны черви?
— Я покажу, — сказал Игорь. — Придется разрушить несколько гробниц, порыться под истуканами, откатишь несколько камушков. Прикинь, окажется, что это не лягушка, а верблюд. Тут важно, под каким углом смотреть.
— Какая красота, — восхищалась Саша искусственной рыбкой (воблером); взяла в руку, стала имитировать движения под водой. — И елочные игрушки можно не покупать.
— Это "карнавал", — говорит Игорь. — Я его так обзываю, видишь, какой пестрый, один из любимых. Я на него поймал сома — восемь кило. На нем отпечатки зубов… Вообще, черная спина и красное брюшко — это сомовьи воблеры.
— На этом, тоже зубы. — Саша взяла другую рыбку.
— Это "счастливчик". На него ловил больше всего.
— Такой невзрачный, серый, пожеванный весь. Мне кажется, он не очень счастлив.
— Это от того, что остальные ему завидуют.
— А мне нравятся блесна, — сказал Антон. Взвесил в руках тяжелую желтую блесну. — Смешная какая.
— Классическая колебалка, — говорит Игорь. — Как выглядит, так и называется — "ложка". Но я зову ее — "оружие возмездия" — самая дорогая, во всех смыслах — пятьдесят долларов. На нее попалось пятнадцать щук, пять судаков, и сома как-то зацепил, но губу порвал, и сошел, гад.
— Какай тройник на ней страшный… Эти зазубрины…
— Зато рыба не сходит… но есть минусы, потом из пасти трудно вытащить. Сплав тут сумасшедший, не гнется, не тупится.
— Тридцать ХГСА, — говорю.
— Что-то типа того… — смеясь, ответил Игорь.
— Ты им всем, даешь имена?
— Сразу, после улова… А этот — "боксер", он с погремушкой…
Я отвлекся на тропинку, но никого не было; поднялся ветер, качал деревья, болтал мокрое одеяло. Еще рано, она сказала, будет после обеда, а сейчас… одиннадцать?.. Начало двенадцатого?
Я открыл втору банку, сделал глоток. "Инесса. Что я к ней чувствую? Она мне нравится, даже, даже… В общем нравится!
— Но, ведь не люблю?
— Нет, не люблю.
— А Сашу?
— Очень люблю.
— А Машу? Машу?.. Только честно…
— Честно? Вот тебе честно — я не знаю! Может, только она мне и нужна, может?.. Но я вычеркнул ее из своей жизни, она умерла, ее нет… и никогда больше о ней не вспоминай — договорились?!
— Да, но она спуталась с "этим" назло тебе, это была месть за измену…
— Хватит! Ну и что?! Она не поговорила со мной, а вместо этого… Она не имела права! Если любила, то не имела… А теперь конец… И вообще, сейчас придет Инесса, не мешай готовиться!
— Если придет!
— Спорим!"
— Глеб, чего ты там бубнишь? — спросила Саша.
— Чего, чего… а, стишок детский вспомнил, — соврал я, посмотрел на белоруса, и первое, что пришло на ум: — Вот Игорь чай наливает, и мне вспомнилось:
"В огороде растет редиска
На баяне играет артистка
А я пью чай — чрезвычай".
— Блин, я его тоже слышал, — говорит Игорь, — лет двадцать назад.
— Да, — это не мой стих, — признался я.
В руках у Антона все та же блесна — "оружие возмездия", смотрел на нее, как под гипнозом:
— Игорь, можно я половлю на нее?! Такая красивая. У нас, сейчас с ней, все получится!
— Валяй.
— А на глубине, щука больше?
— Вообще да, — ответил Игорь.
— Тогда, я с лодки. А ничего, что ветер… смогу бросать?
— Она тяжелая — сможешь, — потом добавил, — но лучше по ветру.
Антон взял спиннинг, подсаку, и ушел: — Я скоро! Разжигайте костер.
— Ни пуха!..
— Не надейтесь!
Игорь возится со снастями, мы сидим рядом, молча наблюдаем. Временами он отвлекается, смотрит на нас, и опять погружается в свои лески и крючки.
— Ааа..! Ничего не получается, — психует. — Ты, чего прицепился, отцепись от него… ррррр!..
— Как он их любит, — говорю Саше и Сергею, — не только дает им имена, но и разговаривает с ними…
Игорь в очередной раз поднимает взгляд:
— Так, ты, — говорит Сергею, — читаешь свои дурацкие стишки. — Поворачивается к Саше: — Ты — Мальвина, хохочи во всю! А ты. — это уже мне. — Ты… О, — говрит уже спокойней, — Глеб, у тебя там "Легенды Невского…", я видел. Почитай нам, про теплоход "Вера Артюхова". Саша, ты ж не читала?
— Кстати хотела…
— Вот… Будет вам занятие… А-то, у меня из-за вас все из рук валится… Так смОтрите…
Идея оказалось хорошей. Первый читал я, потом Сергей, потом Саша. У нее получилось, лучше всех; у нее все получается лучше, чем у всех. Снова моя очередь. Саша попросила не начинать, подождать ее: показалось, что-то услышала, пошла посмотреть, как там Антон. Спорили, какой рассказ следующий, когда с пляжа донесся крик Саши. Сначала, просто эмоция, испуг, а потом:
— Сюда! Сюда! Скорее!.. Кто-нибудь!.. Мамочка!..
Несколько секунд и мы у воды. Ничего не понял. Саша увидела нас, махнула и кинулась в воду, Сергей с Игорем слету за ней. Я остановился в недоумении "Куда? Зачем?" По волнам плла пустая лодка, ее сносила в сторону, скоро прибьет к берегу. Антона невидно, но вдруг, далеко, на секунду, показалась голова, снова ушла под воду. Далеко — сто-сто пятьдесят…
Попробовал, запомнить место, на случай если больше не вынырнет. Как, там было? Ориентир на земле, под прямым углом. Провел невидимую черту. Коряга — слева, тут он вынырнул, а вот прямой угол и справа — дуб, нет, точнее вон та сосна. Как запомню? Что в ней необычного? — Дупло… в ней дупло! Два прямых угла, — ближайший к сосне, наш. Кажется, так?!