Сергей удивился: — Да.
— Ты мне рассказывал о ней?
— Не помню, а почему ты спрашиваешь? — удивился он.
— У тебя дома, в альбоме, есть ее фотография? — спросил я.
— Кажется есть… Да была.
— Она там молодая?
— Не помню уже… У меня много фотографий, но вроде не старая.
— Тогда это кое-что объясняет…
— Что объясняет?
Я покачал головой, вяло отмахнулся. Игорь протянул мне руку, ничего не говоря, но я догадался — хочет чтобы вернул кошелек. Попросил его подождать, ни как не получалось вытянуть из кармашка билет.
— Не надо, — сказал он.
Я отвлекся: — Что?
— Оставь билет. Я еду сегодня.
Как-то быстро протрезвел, хотя, скорее только временные проблески. Такое у него уже было, когда познакомились. Взгляд стал острым, осмысленным, но слова проговаривал тщательно, из-за чего фразы получались сухие, рубленные.
— Я должен быть… завтра в Минске. После завтра… я должен быть на таможне… потом приедут люди из Украины… мне надо подготовить документы…
— Поедешь завтра. Вон, Сергей хочет с тобой…
— Мой поезд отходит, через пол часа… — Оглянулся по сторонам. — А где люди?
— Какие люди?
— Кинули… бухарики питерские, — посмотрел на Антона. — Капитан… надо купить водки.
Ладонь Игоря на столе, Сергей положил на нее кулак, прижал: — Поедешь сейчас ко мне, а завтра вместе в Минск, понял?
— Мой поезд уходит через пол часа.
Я посмотрел на Сергея, развел руками, вернул кошелек с билетом Игорю.
— Мне нужен билет на этот поезд, — сказал мне Сергей. — Как думаешь, паспорт нужен?
— Нужен.
— В машине паспорт. Ну что встаем… Давай-давай встаем… Познакомлю вас со своей будущей женой.
Домой я приехал поздно; машин сильно поубавилось, улицы обезлюдели, окна потухли, редкие одиночки светились в черных дворах. Ну вот и все: последний день отдыха. Что еще было? Сергей познакомил нас с Викой; она ждала в машине, расстроилась, когда сказал, что ему надо уехать, но никаких сцен, никаких лишних вопросов не было. Девочка вроде неглупая, сразу все поняла. На машине Сергея, отвез ее к нему домой. Хотя, теперь правильней сказать, — к ним домой. За одно подбросили Антона; помог ему занести какие-то сумки, но мотор и лодки, уже в другой раз: на это сил уже не было. Сергей ставит машину во дворе, под окном; там я ее и бросил, поймал такси, поехал на вокзал за своей.
Подъезжая к дому, увидел, что у меня на кухне горит свет. И это очень странно: во первых, электричество отрезали за неуплату еще год назад, а во вторых, кого это ночью занесло в мою берлогу?
Сергей вернулся через неделю. Встретились, поужинали в кафе.
Пока был в Минске мы созванивались и ничего нового в тот вечер я не узнал, только еще раз искренне порадовался за Игоря: за то, что он все-таки сходил на кладбище к своим, за то, что дал слово не пить еще три года, три месяца, и три дня, за то, что теперь не будет один, ведь к нему приехала Саша.
Быстро закончилось лето, а осень чуть задержалась: шли туманные дожди, падали желтые листья, серые дома… Серые дома, как всегда, — просто были серыми; цветные машины разбрызгивали лужи, и… Да, лужи в этом году были, чуть темнее обычного, голуби летали ниже, а кошки залезали так высоко, что их не было видно. Да, за год, кажется, не видел ни одной кошки. А вот с людьми — наоборот. Людей было много; они бродили под туманным дождем, топтали желтые листья, выходили из серых домов, садились в цветные машины, отражались в темных лужах и мешали смотреть на низко летящих голубей. С кошками они тоже как-то взаимодействовали, не знаю, ведь кошки высоко, а я всегда старался смотреть под ноги.
А потом полетел снег, и с ним был холод, и лужи замерзли, и я оделся в теплое, и люди последовали моему примеру. Что дальше? Кажется, пришла весна, да, точно — пришла, ведь без нее не было бы лета, а оно ведь было, — помню-помню. Наивные, которые еще верят календарям, сказали бы, что прошел год, но это не так, ведь после лета, опять что-то сломалось и с деревьев стали падать… — кошки? Нет, все-таки листья. И опять зима, совсем короткая, от силы месяца три, и вдруг — бах, и сразу май. Теплый, зеленый, долгожданный май.
Два года, без малого. Что-то упустил, что-то не рассказал… Финансовый кризис, — но это еще в первую осень?.. Да, в первую. Меня не задел — наоборот, столько я еще не зарабатывал. В ту осень поменял машину: взял "Инфинити" за сто тысяч евро, купил дом, дачу, кстати — дачу, у Сереги. Его конечно подкосило… Он не шутил насчет "Субару", и правда взял эту машину в кредит, но уже зимой продал. Дешевле, чем хотелось бы. Не достающие пятнадцать тысяч одолжил у меня: не отдаст конечно. Да, и джип, на котором мы ездили тоже продал, совсем дешево; я и сам чуть не взял, но потом подумал: "на фига мне два джипа?"
Капитан частенько заезжал, тоже, все деньги просил, а потом, как-то внезапно пропал, почти пол года ни слуху ни духу, и нате — "вот он я!" Побрился, постригся, брошку из языка вытащил; я очень хвалил: — Не человек, — говорю, — а настоящий член общества! Но не задавайся. Помнишь, как там говорил Есенин?
— "И это пройдет" — так?
— Правильно.
Антон занялся своим любимым делом — медициной, помирился с папой, вернулся под крышу отчего дома, так что теперь у него все хорошо.
Что еще было? Да, вспомнил: пол года назад ездили с Серым в Беларусь, погостили два дня. У Игоря с Сашей родилась девочка, назвали Настенькой, и я стал ее крестным папой, так что и меня за одно окрестили.
Игорь меня очень ругал за машину, называл предателем и инопланетянином, выпытывал дату и место высадки "Проктерианских" поработителей. Я предупреждал, что спастись не удастся, склонял на нашу сторону, но…
Два года, без малого. И два года наша любимая тема — отдых на Ладоге. Собирались еще в прошлом году, но как-то не сложилось. А в этом поедем обязательно, в конце Июля, как раз Сергей придумает что-нибудь новенькое для кредиторов, и в путь. Хотим, объехать озеро на велосипедах, чисто мужской компанией. Нет — "хотим", не правильное слово, — они хотят. Я лично, десять дней крутить педали не собираюсь. Ничего им говорить не буду, просто поеду на машине и все. Пусть мучаются — дурачки. А я, каждое утро, не спеша, собираю палаточку, догоняю их где-нибудь по дороге, ободряюще машу ручкой, и вперед: еще километров на сто. Там, опять разбиваю лагерь, весь день читаю, ловлю рыбу, сплю. И вот уже вечер: горит костер, смотрю на дорогу, почесываю пузо, жду и завидую, завидую… их выносливости, воле, пренебрежению к усталости, к боли. Да, у них болят ноги и задницы, лица обгорели на солнце, одежда несколько раз пропитывалась потом и высыхала — запах у нее странный, но глаза… глаза друзей святятся радостью, ведь завтра снова в путь.
Но это будет только через три месяца, а до этого обязательно съезжу на Онегу, опробую лодку и мотор. Давно хотел туда смотаться, на денек, и именно один, чтоб никто не мешал; запущу двигатель и понесусь по волнам, мимо облаков, вдоль скал, под солнцем, на встречу ветру… Лодку я купил, а мотор Дима подарил. Хороший мотор — японский (Хонда). Тяжелая, мощная, дорогущая такая — штукенция. Хотя, это ни очень интересно…
Про кого еще? Ну, может про себя? А что про себя? Все ведь и так понятно… Пью, правда, последнее время многовато, но это — чепуха. Мне бросить, ничего не стоит.
А что же было в тот последний вер того отпуска? Дай бог памяти…
— … так, я не вижу твоего лица, — тихо сказала она, — а я так скучала по нему… Давай потушим свечи, включим свет?
Моя рука скользнула по ее оголенной спине, снизу вверх, задержалась возле маленькой родинки на лопатке.
— Не сегодня. Это зрелище не для слабонервных, — говорю. — Вот, лет через сорок, когда шрамы сольются с морщинами, придешь ко мне днем, и…
— Куда собрался?.. Лежи.
Опускаю ноги с дивана, повернулся к ней, убрал волосы с ее лица, наклонился, поцеловал в губы.
— Я принесу тебе кофе, — говорю. — Хочешь кофе?
— Чай. Я люблю зеленый чай, разве забыл?