Что оставалось человеку, пусть даже бедному носильщику вроде меня, кроме как улыбнуться? Даже не успев покинуть гавани, я уже столкнулся с чудесами, и во сне не снившимися в моей прежней жизни. Что же будет дальше?
В этот момент солнце закрыла туча.
— Ну и что это такое? — пророкотал сверху громоподобный голос. Раньше даже, чем посмотреть наверх, я знал, что это за новоявленная туча; знал, что она будет всецело состоять из фиолетового дыма, окружающего изумрудно-зеленую физиономию. Оззи вновь удостоил нас своим присутствием.
После появления джинна на корабле воцарилась тишина. Синдбад Мореход, с Джафаром и Ахмедом по бокам, взглянули на меня с некой покорностью, которую я вполне разделял. Ни один из членов команды тоже ничего не ответил, большинство было занято после явления духа тем, что старательно пытались съежиться и тихо стенали.
Оззи не стал дожидаться ответа.
— Синдбад, — пропел он.
— Это мое имя! — громко отозвались я и мой старший тезка.
— О, как мне нравится, когда вы этак вопите, — сердечно заверил джинн. — У нас в мире сверхъестественного так мало радостей, приходится извлекать удовольствие, где только возможно.
Но тут злобная ухмылка Оззи сменилась зловещей гримасой.
— Но что за суету вижу я на этой посудине? Надеюсь, вы не вознамерились покинуть Багдад, прежде чем я свершу свою месть? — Пурпурное облако вокруг головы Оззи полыхнуло молниями. — Предупреждаю, тот, кто пытается избежать страшного гнева Оззи, лишь навлекает на себя гнев еще страшнейший!
Тут команда перешла к громким воплям и заламыванию рук.
— Наверное, — прогремел джинн, — нужно вас немножко проучить. Скажем, пробоина футов в десять в днище вашего корабля, и он быстро пойдет на дно реки вместе со всем содержимым. Несколько мертвых членов команды, страшно изуродованных быстрым течением, устремляющимся к морю, докажут серьезность моих намерений. — С этими словами Оззи вновь улыбнулся — жуткое зрелище. — Но двум моим дорогим Синдбадам бояться нечего. О нет, для того, кого я ищу, утонуть — слишком мягкое наказание. — Джинн захихикал.
Команда вопила и билась всевозможными частями тела о палубу.
— Живо! — прокричал мужской голос на палубе позади меня.
Из сжавшейся толпы проворной рысью выбежали Кинжал и Шрам, таща между собой свою затейливую ношу. Они пытались сбежать с паланкином, будто крысы перед кораблекрушением.
— Что значит… — взорвался было Оззи, но почти сразу же осекся. — О, — добавил он после минутного наблюдения.
Я был поражен поведением Кинжала и Шрама перед лицом сверхъестественного. Но трусость этих двоих, казалось, принесла некоторые плоды. Действительно, их быстрое движение, похоже, сбило джинна с толку, и его торжествующая гримаса сменилась хмурым замешательством.
— Так много всяких соображений, — угрюмо пробормотал он. — Кодекс чести джинна, лишний расход магии, все эти скрытые переменные, которые становятся явными в самый последний момент.
Казалось, видение говорит скорее с самим собой, чем с кем-нибудь из потенциальных жертв на корабле внизу. И другие, похоже, тоже почувствовали перемену. Я заметил, что члены экипажа вокруг меня уже не так жмутся и дрожат, как прежде.
Джинн вздохнул, отчего температура на корабле здорово понизилась.
— Да, свидание испорчено! Надо было лучше подготовить меня к подобным вещам! — Он покачал головой. — Бюрократизм здесь просто удивительный.
Да, теперь я был вполне уверен, что никто из экипажа не заламывает рук. И даже крики ужаса, прежде окружавшие меня, стали тише и реже.
Казалось, даже Оззи понял, что момент упущен.
— Не думайте, — поспешно добавил он своим самым громоподобным голосом, — что эта маленькая неудача означает, что месть моя будет менее ужасной.
Однако в громыханиях духа почему-то не было прежней уверенности. Тем не менее он продолжал свои драматические декламации.
— Она будет ужаснее, чем сам ужас, страшнее, чем сама сущность страха, — твердил он, казалось, чтобы убедить скорее себя, чем нас, стоящих внизу. — И в первую очередь, да, в первую очередь она будет, да, будет — в высшей степени неприятной!
Но напряжение уже спало. Взгляд джинна перебегал с торговца на меня, потом на паланкин и снова на торговца; взгляд, в котором еще мгновение назад, казалось, горел огонь. Кто-то в толпе громко зевнул.