— Добравшись до острова, я много дней оставался там, питаясь фруктами, что росли в изобилии во множестве тенистых рощ. Так я сумел восстановить силы и решил обследовать свое новое жилище, посмотреть, что еще мне удастся обнаружить. Однако я совсем не предполагал, какие чудеса за этим последуют, поэтому шел, пока не добрался до пространного песчаного берега, где белые кристаллики песка сверкали, уступая блеском одному лишь солнцу, и там увидел, как в далекой дымке движется какое-то существо.
Пожилой Синдбад нахмурился при этом воспоминании.
— Сначала я преисполнился страха, решив, что это очередное морское чудовище. Но разве не говорят мудрецы: «Невнимательный никогда не разбогатеет»? Вот почему я приблизился к неведомому и был изумлен, поняв, что это вовсе не чудовище, а великолепная кобыла, привязанная к колышку, забитому глубоко в песок. Столь чудесной была эта лошадь, что я невольно подходил все ближе, пока не был остановлен внезапным окриком.
«Кто ты? — раздался голос, первый, который услышали мои уши за много дней. — И как ты сюда попал?»
— Я обернулся и увидел идущего ко мне по песку мужчину, жизнерадостного, судя по внешнему виду и манерам. Я приветствовал незнакомца и вскоре уже рассказывал ему историю своих злоключений и спасения. Этот человек выразил удивление по поводу моего счастливого избавления и, взяв за руку, отвел меня в глубокую пещеру, подобной которой я никогда не видел, ибо в высоту она была такова, что пятеро мужчин могли бы встать один другому на плечи под ее сводом, а в ширину — в два раза больше того. Пещера была обустроена не как дыра в земле, но как какой-нибудь великолепный зал во дворце, с множеством прекрасных ковров и подушек, и меня провели на почетное место и угощали, покуда мой голод не был утолен.
Это упоминание о еде, казалось, возбудило толпу, которая еще более рьяно возопила, требуя пополнения запасов быстро исчезающей снеди.
— И вот я, — выкрикнул почтенный Синдбад, перекрывая гомон собравшейся публики, — на которого желание обследовать неведомое уже навлекло затруднения, которых хватило бы на несколько человек, чувствовал себя просто обязанным расспросить, в свою очередь, про то, что нас окружало, и про ту кобылу на берегу.
Тут мужчина кивнул и ответил: «Я лишь один из многих, служащих нашему великому царю Михрджану и присматривающих за его лошадьми. Каждый месяц в новолуние я должен брать из королевских конюшен отличную чистокровную кобылу и привязывать ее на берегу. Когда падет ночь, ее запах привлечет морского коня, который появится из волн и примется озираться налево и направо, чтобы убедиться, что поблизости нет людей.
Итак, мы спрячемся в этой пещере, пока морской конь покрывает кобылу и делает ей жеребенка. Когда жеребец выполнит свою задачу, он попытается увлечь кобылу с собой в свой подводный дом, но веревка и колышек не пустят ее. Тогда морской конь издаст громкий вопль и начнет бить кобылу. Когда мы услышим, что жеребец вопит, значит, он сделал свое дело, и тогда громкими криками и звоном мечей мы загоним его обратно в море. Но покрытая им кобыла в свой срок подарит нам драгоценного жеребенка».
И в самом деле, едва незнакомец успел договорить, я услышал доносящееся извне пещеры громкое ржание. Мы оба кинулись на шум, и там, в тусклом свете вечерних звезд, я увидел не одну, а две лошади.
И что это была за новая лошадь! — Синдбад восхищенно хлопнул в ладоши. — Возможно, все дело было в звездном свете, но я клянусь вам, что тот жеребец был глубокого зеленого цвета взбаламученного штормом моря, копыта его — темны, как полированный коралл, а спутанная грива похожа на морские водоросли, принесенные приливом.
Тут явилась еще дюжина мужчин, и они подняли ужасный крик и принялись стучать мечами о щиты. Огромный конь в страхе взвился на дыбы и стрелой понесся прочь от берега, галопом — прямо в море, пока не слился с перекатывающимися волнами.
Тут другие конюхи подошли поприветствовать меня и предложили мне отличную лошадь, чтобы я мог поехать верхом. Так я попал в их город и, получив соответствующее приглашение, предстал перед их правителем.
Великодушный повелитель пожелал услышать мою историю из моих собственных уст, и я рассказал ее так же, как делаю это сейчас. А когда я окончил, царь заявил, что всякому, пережившему столь великое и ужасное приключение, наверняка на роду написано прожить долгую жизнь, и удостоил меня высокой чести, назначив начальником морской гавани.
При упоминании об этом замысловатом повороте событий в ходе путешествия гости торговца принялись кричать и хлопать вдвое громче прежнего, но не рассказу Синдбада, а его слугам, чтобы те расторопнее снабжали их едой и питьем. Воистину, это повествование делалось столь длинным и запутанным, что даже я почувствовал, как аппетит возвращается ко мне.