Попугай вдруг отчетливо изрек: "Тр-руб-ба дело".
- Если он будет у меня ночевать, - сказала Надя, - тебе доложит об этом Гоша. - И напомнила: - Сейчас мне бьет торшеры другой дурак.
Снова вспомнив ночь, Надя прыснула в яичницу.
- Хорошо, что не вдребезги! - всхлипнула она. - У тебя мягкая спина.
Горлоедов ел внимательно, рот его карамельно блестел. Проглотив последний ломтик помидора, он заметил:
- С новым дураком поосторожней - костлявый.
- Идиот, - сказала Надя и задумчиво посмотрела в потолок. - Он влюблен в меня, он нежный.
- От любви есть верное средство - законный брак.
- Боже мой! - сказала Надя. - Кому бы я зла желала!..
Управившись с чаем, Горлоедов вышел в прихожую и потянулся к вешалке за потертой кожаной курткой. Вжикнув молнией, он провел ладонью по колючему подбородку.
- Куплю вторую бритву, - сообщил он. - Пусть лежит у тебя.
- У меня бывают гости. То-то удивятся.
Андрей притянул Надю к себе и стиснул руками так, что вся она растеклась на его груди, как теплый воск.
- Скажешь, что, кроме них, у тебя иногда бывает нормальный мужчина.
Он отпустил ее. Надя поправила на бедрах халат, подумала и, не найдя что ответить, выдохнула:
- Битюг!
- Привет педагогу. - Андрей взялся за ручку двери. - А я в понедельник в Ленинград гоню. Дня на два. Что привезти?
- Что-нибудь.
Горлоедов застучал подошвами по лестнице. Некоторое время Надя смотрела ему вслед, внимательно, но без чувства.
Звонок вдребезги разбил сонный школьный воздух. Учитель не стал ждать, пока в столовую набьются дети, - собрал в стопку пустую посуду, отнес в мойку и простился с буфетчицей.
Каждый вечер до нынешней субботы - вот уже неделю - после уроков он ходил к Наде. Пил чай, старался быть веселым. Вчера следом за ним к Наде пришел Андрей Горлоедов, в его сумке звякали бутылки, которые он не ставил на стол при учителе, он пах бензином, как шоферская ветошь, и был развязным, будто имел на это право. За чаем он напевал, кося прозрачным глазом на хозяйку: "Ми-иленький ты мой, возьми меня-а с собо-ой..." Учитель чувствовал насмешку, но не понимал, в чем именно она состоит. Он ушел Андрей остался.
С неба сыпал мелкий дождь. Запах прелости и сырого железа был теперь не таким острым, как утром. Вспоминая вчерашний вечер, учитель томился. Несколько раз он замедлял шаг у телефонных будок, но, на миг останавливаясь, уныло плелся дальше.
Из дверей колокольни в мокрый простор соборной площади рвался гулкий медноголосый марш. Учитель свернул к отворенным дверям. Внутри за стойкой сидел коренастый гражданин с седенькой войлочной шевелюрой, на бордовом сукне стойки лежали пневматические ружья. В щите с утками и мельницами, с краю, было проделано окно, в глубине виднелся другой щит с прикнопленной бумажной мишенью. Напротив окна, прикованная к стойке металлическим тросиком, вороненым металлом поблескивала мелкашка. Никогда раньше учитель здесь не был.
Сквозь марш он шагнул к мелкашке.
- Проверим глаз! - оживился гражданин. Войлочная шевелюра нырнула под стойку - музыка притихла.
- Пять выстрелов, - сказал учитель, доставая деньги. - Сколько до мишени?
- Двадцать пять.
- Мало.
В глазах гражданина мелькнул огонек.
Учитель отвел затвор, неторопливо вложил патрон в камору.
Когда на вытертое сукно упала пятая гильза, гражданин скрылся за щитом и вскоре вернулся с мишенью.
- Стреляешь, как Вильгельм Телль.
Учитель взял мишень в руки - пули легли кучно, немного левее яблочка, все в восьмерке и девятке.
- В институте, - словно оправдываясь, сказал учитель, - я был записан в стрелковую секцию. - Он снова посмотрел на мишень. - Шестая будет в яблочке.
- Приезжий? - Гражданин положил на сукно еще один патрон.
- Из Ленинграда. У вас - второй год. По распределению.
Учитель устроил на плече приклад, как вдруг, от невнятного толчка в затылок, оглянулся на дверь - по площади, распластанной за дверным проемом, шел Андрей Горлоедов. Он все это время был у нее! Боже правый, кто бы мне сказал: сколько времени попугай учит два слова?! Андрей пересек асфальтовое поле, ни разу не взглянув в сторону колокольни.
Сильнее вдавив приклад, учитель прицелился и спустил курок. Под новый бойкий марш войлочная голова исчезла за щитом. Учитель повернулся к выходу, в душе была гарь, пепелище. Он стоял в дверях, когда его догнал скачущий голосовой шарик:
- Молоко!
Роман Ильич Серпокрыл возвращался в овощной ларек из столовой, где только что проглотил солянку и биточки, слепленные из чистого хлеба. По дороге он думал о том, что стоило только патриархальной "селянке" поменять букву и выродиться в "солянку", как вместе с внешним смыслом изменилось и содержание того, что под ним крылось. "Изменяется имя - изменяется вещь", ответственно сформулировал Роман Ильич.
Ларек встретил Серпокрыла мерзостным зловонием. Снимая с двери навесной замок, Серпокрыл поморщился и тихо выругал живую природу за то, что она не умеет достойно возвращаться в изначальный хаос. Внутри запах слабел и терялся. Поверх плаща Роман Ильич натянул бывший белый, а теперь серый с ржавчиной, халат, подвинул ближе к весам ящик с помидорами и убрал с окошка заслонку.
Помидоров оставалось пол-ящика, когда он заметил, что к ларьку, помахивая стареньким "дипломатом", подходит учитель. Роман Ильич отсчитал сдачу хозяйке в цветастом павловопосадском платке и сквозь стекло приветливо кивнул соседу.
- Если милый при портфеле, значит, милый без делов!
- Скучный город - некуда податься, - сказал учитель, беспокойно осматривая содержимое ларька. - Сегодня у вас до странности душистые овощи.