Неспособный отказаться от привычной власти, Ленин боролся за получение тех документов, которых он хотел, полагаясь в этом на свою жену, Крупскую, сестру Марию Ильиничну и трех-четырех секретарей»{53}.
Привыкнув руководить насущными сторонами жизни партии и государства, Ленин отчаянно пытался вмешаться в спор, в котором он уже физически не мог охватить все элементы. Его доктора отказали ему в разрешении на какую бы то ни было политическую деятельность, что больно задевало Ленина. Чувствуя, что конец близок, Ленин искал решение вопросов, по его мнению, чрезвычайной важности, но которых он уже не мог до конца понять. Политбюро отказывалось разрешить ему политическую деятельность, но его жена изо всех сил пыталась помочь ему получить документы, которые он разыскивал. Любой доктор, видя такую ситуацию, сказал бы, что тяжелый психологический межличностный конфликт неминуем.
В конце декабря 1922 года Крупская написала письмо, надиктованное ей Лениным. Получив за это выговор от Сталина по телефону, она пожаловалась Ленину и Каменеву. «Я лучше любого доктора знаю, что можно и что нельзя рассказывать Ильичу, так как я знаю, что задевает его, а что нет, и в любом случае я знаю это лучше, чем Сталин»{54}.
Об этом периоде Троцкий писал:
«В середине декабря 1922 года здоровье Ленина вновь ухудшилось… Сталин тут же попытался использовать эту ситуацию, скрывая от Ленина большую часть информации, которая попадала в Секретариат партии… Крупская делала все, что могла, чтобы защитить больного человека от враждебных выходок Секретариата»{55}. Непростительное интриганство! Доктора отказали в предоставлении Ленину даже выдержек из сообщений, а тут Троцкий обвиняет Сталина во «враждебных маневрах» против Ленина и «утаивании информации»!
То, что враги коммунизма называют «завещанием Ленина», было надиктовано им 23–25 декабря 1922 года при следующих обстоятельствах. Эти заметки сопровождаются приписками, датированными 5 января 1923 года.
Буржуазные авторы всячески фокусируют внимание на так называемом ленинском «завещании», в котором предполагался призыв к ограничению Сталина в пользу Троцкого. Анри Бернар, почетный профессор Бельгийской Королевской военной школы, пишет: «Естественным преемником Ленина должен был быть Троцкий… Ленин думал о нем как о последователе. Он считал Сталина слишком грубым»{56}.
Американский троцкист Макс Истмен опубликовал это «завещание» в 1925 году с хвалебными замечаниями о Троцком. В то время Троцкому пришлось выступить с поправками в газете «Большевик», где он писал:
«Истмен говорит, что Центральный комитет „скрыл“ от партии… так называемое „завещание“… что нельзя назвать иначе, как клеветой на Центральный комитет нашей партии… Владимир Ильич не оставил никакого „завещания“, и сам по себе дух Партии противоречит возможности такого „завещания“. То, что привычно называется в эмигрантской и иностранной буржуазной и меньшевистской прессе „завещанием“ (искажая смысл до неузнаваемости), есть одно из писем Владимира Ильича, содержащее советы по организационным вопросам. XIII Съезд партии уделил достаточно внимания этому письму… Все разговоры об утаивании или искажении „завещания“ являются злобными измышлениями»{57}.
Несколькими годами позже тот же самый Троцкий в автобиографии будет с негодованием разглагольствовать о «ленинском завещании», которое Сталин скрыл от партии{58}.
Давайте обратимся к трем страницам текста, надиктованного Лениным между 23 декабря 1922 года и 5 января 1923.
Ленин призывал: «…увеличить число членов ЦК (до 50–100), и я думаю, что это должно было повысить авторитет ЦК для проведения всеохватывающей работы по улучшению нашего административного аппарата и для предотвращения конфликтов между небольшими отделами ЦК в связи с приобретением ими чрезмерного значения для будущего партии. Мне думается, что наша партия имеет право требовать для Центрального комитета от 50 до 100 членов из рабочего класса». А вот меры «против раскола». «Я думаю, что с этой точки зрения важнейшими факторами в вопросе о стабильности являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Я считаю, что отношения между ними представляют большую опасность раскола»{59}. Таков вот «теоретический» раздел.
Этот текст до удивления непостижим, надиктован он очевидно больным и ограниченным человеком. Как могут 50 или 100 рабочих поднять авторитет Центрального комитета? Или понизить опасность раскола? Ничего не сказав о политических взглядах Сталина и Троцкого и их видении партии, Ленин заявляет, что личные отношения между двумя лидерами угрожают единству.
56
Henri Bernard. Le communisme et l’aveuglement occidental (Soumagne, Belgium: Editions Andre Grisard, 1982), p. 48.
57
Quoted in: Stalin. The Trotskyist Opposition Before and Now. Works (Moscow: Foreign Languages Publishing House, 1954), pp. 179–180. Stalin’s emphasis.