– Если бы Бертон хотел свести счеты с жизнью, он мог бы принять чистый цианид, но яд попал к нему в организм вместе с бренди.
Венеция задумалась.
– В принципе он мог подумать, что так будет легче его принять.
– Ты права. – Гейбриел сконцентрировался, пытаясь понять секреты, окутывающие лабораторию Фарли. – Как я уже говорил, полностью согласен с твоим видением событий сегодняшней ночи. Бертона убили.
– Ему потребовалось сделать всего один глоток, – прошептала Венеция. – Сильная доза цианида убивает мгновенно.
Гейбриел открыл графин и плеснул бренди в два бокала и несколько мгновений молча рассматривал их.
– Над этим стоит поразмыслить, не правда ли? – заметил он, поднимая бокалы.
Венеция посмотрела на напиток, который он держал в руках.
– Стоит.
Она разжала руки и взяла бокал. Гейбриел заметил, что ее пальцы слегка дрожат.
Опустившись в другое кресло, мужчина отпил из бокала. Венеция сделала глубокий вдох, наморщила носик и слегка картинно опрокинула в себя бокал.
Гейбриел улыбнулся.
– Ты вообще в добрых духов веришь?
– Нет.
– Иногда помогает.
– Может быть.
Оба ненадолго замолчали, глядя на огонь. Гейбриел наслаждался тишиной дома. Было уже далеко за полночь. Когда они вернулись домой, все уже спали, даже миссис Тренч.
«Слава Богу! Завтра у нас будет полно времени на объяснения».
Откинув голову на спинку стула, он подумал о сегодняшнем разговоре с полицией.
– У меня создалось такое впечатление, что детектив склоняется к версии о самоубийстве, – проговорил он.
– Это, разумеется, самое простое объяснение. Только оно никак не соответствует намерениям того человека, который вышел из комнаты незадолго до того, как я обнаружила тело.
– Согласен, не подходит, – отозвался Гейбриел.
Детектив довольно подробно расспрашивал Венецию о человеке, которого она видела на лестнице, но она не смогла дать удовлетворительного объяснения.
Гейбриел просто вынужден был скрыть тот факт, что почувствовал флюиды жестокости, исходившие от дверной ручки. Детектив посчитал бы его сумасшедшим. В любом случае ощущения не могли послужить уликами. Какими бы сильными они ни были, они могли принадлежать любому человеку, который входил в кабинет, помышляя об убийстве.
Гейбриел взглянул на Венецию.
– Ты сказала, что вечером пошла за Бертоном, потому что хотела выяснить, действительно ли это он посылал тебе эти гнусные снимки?
– Да.
– Как ты думаешь, почему он это делал?
Венеция вздохнула.
– Думаю, он мне завидовал.
– Завидовал твоему успеху?
– Это единственный мотив, который приходит мне на ум. – Венеция сделала глоток бренди. – Мистер Бертон отличался скверным характером. Как фотограф, он так и не получил должного признания. Это весьма конкурентная профессия, знаете ли.
– В самом деле, сегодня вечером у меня сложилось именно такое впечатление.
– Умение делать хорошие снимки – это лишь малая толика того, что необходимо для привлечения респектабельных клиентов. Люди из общества очень непостоянны в своих пристрастиях. Чтобы добиться успеха, фотограф должен иметь безупречный стиль и буквально источать уверенность в собственной значимости. Он должен вести себя так, словно занимается фотографией из любви к искусству, а не ради денег.
– Осмелюсь предположить, – заметил Гейбриел, – Бертону такое поведение было несвойственно.
– Ты прав.
– Но ведь есть множество других фотографов. Они также пользуются большим успехом. Почему Бертон решил выместить свою злость на тебе?
– Наверное, потому что я женщина, – тихо проговорила Венеция. – Ему очень не нравилось, что другие мужчины его обошли, а когда на сцене появилась женщина, да еще сразу же завоевала симпатии публики, он пришел в ярость. Пару раз он сталкивался со мной на разных мероприятиях и намекал, что это не женская профессия.
– Когда тебе стали приходить гнусные снимки?
– Первый подкинули мне иод дверь в начале недели, второй пришел через пару дней. Я сразу заподозрила Бертона. Я знала, что сегодня вечером он будет на выставке, и хотела потребовать от него объяснений. – Венеция закрыла глаза и потерла виски. – А теперь я не знаю, что и думать. Скорее всего у него были какие-то темные делишки с человеком, который убил его.
Гейбриел протянул ноги к камину.
– Есть у тебя какие-нибудь соображения относительно личности убийцы?
Венеция открыла глаза и скорчила гримасу от недоумения.
– Кроме самой себя, что ли? Могу сказать только, что Бертон не слыл всеобщим любимцем. Это был хитрый, беспринципный махинатор. Обычно он вращался среди отбросов фотографического общества. Держал небольшую галерею в одном из бедных районов города, но чем он зарабатывал на жизнь, я не знаю.